– Если все господа собрались, позвольте я начну? – сочный баритон важного господина прокатился по зале. Заняв свое место за кафедрой, он томительным взглядом мудрого филина обвел притихшую компанию наследников. Легкая тень озабоченности скользнула по выпуклому лбу нотариуса.

– А где же девочка, позвольте спросить, мадам? – недоуменно обратился к Людвиге. – Что за причина побудила ее к отсутствию в столь важный день?

– Нет, это невыносимо! – простонала баронесса, нервно откидывая вуаль. – Гектор, где девочка? Я же просила ее привезти!

– Да, я, это… не было ее в комнате, – проблеял в ответ сын, втягивая голову в плечи.

– Внизу она, с женкой моей, – отозвался бородатый детина с банкетки. – Кликнуть, что ль?

– Не надо, – небрежно махнул рукой седовласый. – Ираклий! – чудно позвал в сторону. – Приведи девочку! Можно вместе с "женкой".

Сутулый паренек в белой рубашке с черными нарукавниками скрылся за парадной дверью.

– Зачем ребенка-то тревожить зазря?! – недоуменно пожал плечами доктор. – Не дело таскать детей на подобные процедуры.

– Что вы там всё бормочите, Карл Натанович? – раздраженно бросила Людвига. – Говорите громче, либо умолкните вовсе. Гектор, пойди, глянь, где она? Долго нам еще ждать?

– Уже пришли, маман.

В предупредительно распахнутых клерком дверях появилась забавная процессия. Разрумяненная от волнения Христина в каракулевом пальто крепко держала за руку маленькую Алимпию, одетую в серебристый полушубок и шапочку с помпонами. Из меховой муфточки выглядывали розовые заячьи уши. По другую сторону кухарки, вцепившись в подол мамкиной юбки, испуганно таращил глазёнки щекастый мальчуган в овчинном зипуне, перевязанном крест-накрест шерстяным платком. На голове шапка-ушанка, туго завязанная под подбородком, на ногах валенки. Узрев бородача, малец ожидаемо сморщил курносый нос, по пухлой щечке скатилась крупная слезинка.

– Христя, зачем Егоршу-то притащила? – легкий удар кулаком по диванной спинке отозвался болезненным толчком в докторской пояснице. – Эй, медицина, двинься, пущай дети сядут! Давай, скидавай на пол свой портфель! Ну же!

Зачем-то протерев днище саквояжа рукавом сюртука, Карл Натанович послушно переместил его на пол. Помог взобраться на диван Липе. Мальчонку Христина усадила себе на колени, чтобы "не шмыргался без присмотру по двору".

– Итак, господа, я начинаю! – громко объявил нотариус, доставая узкий свиток, перевязанный шелковой лентой. Круглая сургучная печать коричневой кляксой соединяла ткань с бумагой, подтверждая неприкосновенность документа. Преисполненный величием момента господин Кнопп аккуратно переломил сургуч, резким движением сорвал ленту.

"Как заправский герольд при дворе короля Артура! – отчего-то подумалось Марку Натановичу. – Будто приговор читать собрался".

Необычайное волнение подкатило к самому горлу. В ту же минуту теплая детская ладошка сжала потную руку доктора.

– Все будет хорошо, дядечка, – прошептала Алимпия, взбираясь с ногами на диван. – Мне Какуша сказал, – выдохнула в самое ухо.

– Какуша?! – переспросил Марк Натанович, усаживая девочку на место и искоса поглядывая на нотариуса – тот хмурил брови, молча вчитываясь в документ, словно видел его впервые. – Твой новый друг?

– Вот же он! – девочка достала из муфточки игрушку, прижала к гладковыбритой щеке доктора. – Слышишь, что он говорит?

– Нет-нет, Липушка, давай поиграем после, – Марк Натанович бережно отодвинул от лица зайца, – Какуша ведь послушный зверёк, вернее, друг… и пока поспит, – продолжая сюсюкать, быстро запихнул игрушку обратно в муфту.

Поджав губы, девочка обижено засопела.

"Боже, только бы не расплакалась", – мысленно попросил доктор, взглянув на раскрасневшееся детское личико. Но Алимпия похоже и не собиралась лить слезы – бодро сдернула с головы шапочку, распахнула шубку, повернулась к мальчонке, язык ему показывает! Проказница такая!

– Итак, – после секундной заминки изрек седовласый пасынок Фемиды, – позвольте огласить последнюю волю безвременно почившего Аркадия Бруковича.

– Да оглашай уже, сердечный! – жалобно попросила Христина. – Вишь, детки запарилися совсем! Чего ж кота за яйки тянешь?

– Кота за яйки, – эхом повторил мальчонка, изо всех сил дергая Алимпию за туго заплетенную косу.

***

В звенящей тишине зала елейный голосок Людвиги прозвучал как-то по-особому гаденько:

– Вот и славненько! Уходим, Гектор! И кузину свою не забудь на этот раз.

Прощально кивнув доктору траурной шляпкой, она поднялась с кресла.

Очки внезапно запотели, а воробьи-то совсем обнаглели: целым гуртом забрались в слуховые проходы, и щекочут перышками тонкую барабанную мембрану. Доктор тихонько засмеялся. Смех вышел тонким и писклявым – так смеются кокотки в салоне у мадам Неклюдовой, прикрывая дырявыми веерами напомаженные губки. Тяжелая рука легла на подрагивающее плечо доктора.

– Слышь, господин хороший, ты либо смейся по-мужицки, либо плачь по-бабьи, но не вой как шакал – детки пужаются!