Мать несла своего двухлетнего ребенка на руках в толпе, и он смотрел по сторонам и что-то лопотал и взмахивал руками. А когда вдруг заиграли оркестры и началось пение, он не выдержал и стал прыгать у нее на руках и что-то кричать.

В эту годовщину на улицы вышли не только спаянные и стройные колонны рабочих со своими плакатами, но мимо них беспрерывно шли толпами, кучками, отдельно обыватели - мужчины и женщины, которые вели своих ребят и говорили:

– Вырастешь, и ты пойдешь.

Когда через Красную площадь прошли последние ряды, толпы народа разошлись по всей Москве и стемнело, над зданием Московского Совета опять загорелся пунктирный огненный треугольник, по всей Москве рассеялись красные пятна огней, и в небе разливался бледный электрический отсвет, так что далеко было видно, как иллюминировала себя Москва в шестую годовщину Октябрьской революции 7-го ноября 1923 года.

"Гудок", 9 ноября 1923г.

Михаил Булгаков. Остерегайтесь подделок!

Мы надеемся только на наших

бывших союзников французов и в

особенности на господина

Пуанкаре...

(Из "манифеста" русских

рабочих, напечатанного в "Новом

Времени")

– Не верят, подлецы!
– сказал Михаил Суворин.
– Говорит, русские рабочие такого и имени не выговорят: Пуанкаре. Прямо голову теряю. Если уж этот манифест неубедителен, так не знаю, что и предпринять!

– Я вот что думаю, - сказал Ренников, - пошлем депутацию в "Роте фане". От русских рабочих. Мне Коко Шаховской обещал опытных исполнителей найти, которые в "Плодах Просвещения" играли. Такие мужички выйдут - пальчики оближете...

– Ну, ну, - сказал устало Суворин.

Редактор "Роте фане" строго смотрел на депутатов и спрашивал: "А откуда вы, товарищи, так бойко немецкий язык знаете? Прямо удивительно!"

– Это от пленных, - быстро отпарировал глава депутации, незамужний хлебороб Варсонофий Тыква.
– За время войны их у нас по деревням много перебывало.

– Хороший народ - немецкие пленные!
– поддержал Степан Сквозняков, питерский рабочий, - ведь вот и национальности враждебной и обычаев других, а как сошлись с нами... Прямо по пословице: les ektremites se touchent...

– Французскому языку вы, вероятно, тоже от пленных выучились? иронически спросил редактор.

Депутаты смешались. От конфуза Степан Сквозняков даже вынул откуда-то из-за пазухи монокль и вставил его в глаз. Но услышав подозрительное шиканье остальных, спохватился и поспешил спрятать его обратно.

– Так вы говорите, Пуанкаре - самое популярное имя среди русских рабочих?
– продолжал спрашивать редактор "Роте фане".

– Это уж наверняка!
– сказал твердо Остап Степной, по мандату башкирский кочевник.
– Я рабочий быт - во как знаю. У моего дяди, слава Богу, два завода было...

– В Башкирии?
– задал ехидный вопрос редактор.

– Собственно говоря, - пробормотал, сконфузившись, депутат, - это не то что мой родной дядя. У нас в Башкирии дядями - соседей зовут. Дядя - сосед, а тетя - соседка.

– А бабушка?
– поставил вопрос ребром редактор.

– Бабушка, это - если из другой деревни...
– промямлил башкирец.

– Муссолини тоже очень популярное имя у русских рабочих, - поспешно заговорил глава депутации Варсонофий Тыква, чтобы переменить тему.
– Пастух у нас на селе - симпатичный такой старичок, так прямо про него и выражается: ессе, - говорит!

– Классическое замечание!
– расхохотавшись, сказал редактор. Образованный старичок - пастух ваш. Вероятно, филолог?

– Юрист, - с готовностью подхватила депутатка Анна Чебоксарова, иваново-вознесенская текстильщица.
– На прямой дороге в сенаторы был, а теперь...

– Мерзавцы! Подлецы!
– грохотал Михаил Суворин - Тоже! "Плоды Просвещения" ставили... Вас надо ставить, а не "Плоды Просвещения"! Выставить всех рядом да - по мордасам, по мордасам, по мордасам...

– Не виноваты мы ни в чем, - угрюмо возражал Варсонофий Тыква, он же Коко Шаховской.
– Случай тут, и ничего больше! Все хорошо шло - без сучка и задоринки. Но только мадам Кускова заговорила - прахом вся затея! По голосу ее, каналья, признал. "Я, - говорит, - раз вас на лекции слышал. Извините, говорит, - не проведете!"

– Подлецы!
– процедил Суворин.
– А Ренникова я...

Но Ренникова поблизости не оказалось. Он - Ренников - знал, что в случае неудачи Суворину опасно показываться. Рука у него тяжелая, а пресс-папье на письменном столе - еще тяжелее...