— С ней все в порядке?.. — указал он на Карину.

— Она без сознания. Ранена, мне кажется.

— Были беспорядки. Ее зацепили.

— Понимаю, — девушка выглядела задумчивой, настороженной.

— Я не причиню тебе вреда, — сказал Кристо.

— Если и причинишь, уже неважно, — проговорила она, переведя взгляд туда, где продолжал гореть приорат, а вместе с ним сгорали и ее сестры. Огонь распространился во двор, подползая ближе, пожирая, очищая. Возможно, это было и к лучшему.

— Мне жаль, — произнес Кристо, поднимаясь с помощью девушки. Адреналин отступил, и на него навалилась боль. Хотелось спать, но он не осмеливался закрыть глаза, опасаясь, что уже не откроет их снова.

Девушка подошла к пожару, и на мгновение Кристо показалось, что она может прыгнуть в огонь, совершив самосожжение. Он чуть было не вскрикнул, но остановился, когда она обмотала руку тряпкой и потянулась вниз за церемониальным мечом.

Тот все еще был покрыт кровью, однако она вытащила пробку из фляжки, которую достала из сумки, и стала чистить, пока он снова не засиял.

— Это был клинок сестры Вериды. Она называла его Победа, — девушка обернулась и засунула Победу себе за пояс. — Теперь я страж реликвий, хранительница знаний. Я — это все, что осталось.

Кристо подумалось, что это самый чертовски отважный ребенок, какого ему доводилось видеть. Она не плакала, не колебалась. Никакой слабости. Только сила.

Она отошла от пламени и посмотрела на Карину.

— Она твоя дочь?

— Да. Ее зовут Карина, — он приложил руку к груди. — Я Кристо.

Девушка склонила голову.

— Селестия.

— Ты можешь ей помочь? Ты медикус?

— Я послушница и мало умею во врачебных искусствах, но меня кое-чему учили.

— Если я смогу довести нас в безопасное укрытие, где можно будет залечь, пока это все не уляжется — ты поможешь ей?

Селестия кивнула.

— Тогда я знаю одно место, но чтобы туда попасть, нам придется вернуться в город. Надеюсь только, что оно еще стоит, — произнес Кристо и двинулся поднять свою дочь. Они направились на запад, к Святому Тупичку.

Автозагрузчик боеприпасов Моргравии щелкнул, опустев, а это означало, что осталось только сколько–то патронов в увеличенном магазине. Она всадила крупнокалиберную пулю в лицо одного из бледных, размазав по стене у того за спиной маслянистую мозговую ткань. Название им подходило, учитывая их восковую обескровленную кожу. Оно было необходимо. Давая чудовищу имя, ты ограничиваешь его власть, делаешь его материальным. Убиваемым.

Ее нож угодил в голову еще одному. Она резко ткнула в ухо и опрокинула бледного, выдернув скользкий от крови клинок. Твари уже прорвались вглубь бара и валили свою добычу, утоляя голод.

Несколько прочих клиентов соорудили импровизированную баррикаду из столов со стульями и дрались за свои жизни. Моргравия стояла на шатком валу. Уголком глаза она заметила перегонщика, который, как и она, мудро занял позицию на возвышении и поочередно стрелял из пистолетов, паля короткими очередями, чтобы экономить боеприпасы. Они зачистили последнего бледного на обращенной к бару стороне баррикады, но это были лишь отдельные особи. Снаружи рвалась орда, слишком многочисленная для легкого подсчета.

Она пнула одного в подбородок, и тот, размахивая руками, полетел в беснующуюся внизу толпу. Несколько с грохотом лезли в дверь, но им отчасти мешала собственная бешеная спешка — они пытались протолкнуться внутрь все разом. Те из клиентов, кому хватало ума и воли бороться за выживание, повытаскивали пистолеты и другое переносное оружие. Другие импровизировали, работая отломанными ножками стульев и бутылками. Совместными усилиями они устраивали бойню. Однако и бледные тоже. Между баррикадой и входом раскинулся ковер из тел. Мертвые с обеих сторон сплелись в противоестественном единении.

Передняя часть бара была захвачена, орда заполонила общественное пространство.

Внезапно Моргравия услышала, как лязгнул скрытый механизм и завертелись шестерни, а затем у нее на глазах из потайного гнезда в потолке начала понемногу выезжать бронированная дверь.

Она пожелала, чтобы та двигалась быстрее.

Руки Барака подрагивали на дробовике. Он уже несколько лет из него не стрелял, и даже использование оружия для взлома панели безопасности вернуло былые тревоги. До этого он не прикасался к ружью. Может, он и оставил свои нервы во мраке подулья, но сохранял самоуважение и чувство долга.