— Я тоже считаю, что она ведет себя весьма легкомысленно, — с энтузиазмом согласилась Зиновья. — Как ребенок малый, честное слово…

— Но она и есть ребенок, — снова улыбнулась Настя.

— Ну, если шестнадцать лет — это еще детство… — неопределенно хмыкнула Зиновья, зачем-то вновь залезая в повозку.

«Шестнадцать лет, — мысленно покачала головой Настя. — И уже выходит замуж… За мужчину, который вдвое старше ее… Как говорится: «О, времена, о, нравы!»

— На, держи, — полог повозки отодвинулся, и в нем показалась голова Зиновьи. — Переодевайся…

В руках Насти оказался ворох какой-то одежды.

— Что это? — недоуменно поинтересовалась девушка, рассматривая вещи.

— Более удобная одежда, чтобы ехать верхом…

— Верхом? — настороженно переспросила Настя.

— Ну, да… Ты же поедешь на лошади Евдокии, — голос Зиновьи вновь звучал из глубины повозки. — Как договаривались… А она будет ехать здесь со мной и Ипатией… Мы должны причесать ее и нарядить…

— Договаривались?.. — прошептала Настя, нервно комкая выданную одежду. — Но я ведь не умею… Не хочу…

— Что ты там бормочешь? — вновь высунулась взъерошенная Зиновья.

— Нет, ничего… — обреченно вздохнула Настя и тоже полезла в повозку.

— Опа! По какому поводу сменила гардеробчик? — воскликнул Наумов, рассматривая новый наряд Насти. Туника в нем была более свободная, чем прежняя, бледно-голубая, подвязанная широким кожаным поясом; белоснежный платок-мафорий девушка сменила на ярко-синий.

— Собираюсь составить тебе компанию в прогулке верхом, — мрачно сообщила она.

— Отличная новость! — хохотнул Наумов. — Обещаю, это прогулка будет незабываема!

— Не сомневаюсь, — буркнула Настя, пытаясь скрыть внутренний мандраж.

— Ладно, не бойся, я буду ехать рядом, — попытался успокоить ее Наумов, хотя ехидная улыбочка так и не сошла с его лица. — Это не так страшно… Давай помогу сесть в седло…

— Похоже, у меня нет выбора, — тяжко вздохнула Настя и, опираясь на плечо Наумова, кое-как взобралась на лошадь. Потом она на несколько секунд закрыла глаза, борясь с головокружением и подступающей от волнения тошнотой. Животное под ней стояло на удивление смирно, лишь изредка перебирая ногами.

— Хорошая девочка, — осмелилась наконец погладить лошадь Настя. — Ты только не сбрось меня…

На это кобыла тихо заржала, будто успокаивая, что вызвало у девушки непроизвольную улыбку.

— Ладно, думаю, мы с тобой подружимся, — прошептала она, снова погладив лошадиную гриву.

— Давай расскажу, как ей управлять, — все еще улыбаясь, предложил уже опытный в «конных делах» Наумов. — А то одной дружбы здесь мало…

Настя согласно кивнула и тоже улыбнулась.

***

— А ты, я вижу, уже почти освоилась в седле, — заметил Наумов спустя полчаса, как весь кортеж вновь двинулся в путь.

— Я бы сказала: уже лучше… — усмехнулась Настя и тут же вскрикнула, слегка завалившись на бок.

— Держи спину ровней, — который раз напомнил Наумов.

— Я стараюсь, — жалобно отозвалась девушка. — У меня ведь еще и седло дамское. Не так уж просто держать корпус ровно, сидя боком… Хорошо еще, что едем не очень быстро… И как это другим удается выглядеть естественными в столь неудобной позе?..

— Привыкай. Потому что, если мы задержимся в прошлом, верхом придется разъезжать часто… Как я понимаю, это самый популярный вид транспорта вплоть до века девятнадцатого… А то и двадцатого… — с легким вздохом проговорил Наумов, задумчиво глядя вдаль.

— Ты уже выучила наших ближайших родственников здесь? — спросил он через некоторое время.

— Только некоторых, — покачала головой Настя. — Как я понимаю, Зиновья — наша с тобой двоюродная сестра, как и Евдокия. Их отец, кажется Никифор, вон тот невысокий мужчина, который едет спереди… Рядом с ним — уже наш отец, вроде Алексей… Они между собой очень похожи, что я их иногда путаю… Где их жены, кстати, я не знаю…

— Похоже, — подхватил Наумов, — ни нашей мамки, ни тетки в живых уже нет… Во всяком случае, я ни разу не слышал, чтобы о них кто-то упоминал… Смертность-то в эти времена была высокая… Впрочем, нам еще и лучше — меньше людей, с которыми надо общаться, меньше проблем… — с мрачной улыбкой закончил он.

— Да, Наумов, ты — сама доброта… Откуда столько цинизма? — покосилась на него Настя.

— Эх, Малахова, — в тон девушке отозвался тот, — вся наша жизнь — сплошной цинизм, в большей или меньшей степени… Игра на выживание. По-другому никак.

— А разве нельзя просто жить, а не выживать?…

— Почему же нельзя? Можно. Только будь готова, что тебя сожрут первой. Тот, кто пытается выжить.

Данный философский разговор был прерван поравнявшимся с ними неким молодым мужчиной (очередной брат-сват), которому, похоже, тоже было скучно ехать столь долгое время, и он решил скоротать его непринужденной беседой со своими родственниками. Поэтому почти всю оставшуюся часть пути Насте с Наумовым пришлось общаться с этим человеком. Оставил он их лишь, когда на горизонте показались крепостные стены Константинополя.