Шрифт:
На пятом часу монотонной беседы ей разрешили сходить в туалет, и Фобия долго и жадно пила воду из-под крана.
Остаток дня она скоротала в небольшом карцере. Измучившись от скуки и пересчитав все трещинки на потолке, уснула, свернувшись калачиком на узкой кровати.
Проснулась от тихого голоса:
— Вот нервы у девки.
Голос, похоже, принадлежал тому вобсу, что вёл её допрос. Однако, даже не открыв глаза, Фобия ощутила присутствие ещё одного человека в карцере. И слегка улыбнулась. Поэтому она и спала так сладко, что чувствовала себя здесь, рядом с Крестом, в полной безопасности.
Разлепила ресницы, посмотрела на двух стоящих перед ней мужчин.
— Добрый вечер, граждане!
— С чего бы ему быть добрым, — буркнул Крест, кивнул вобсу и отошёл в угол, замерев, подобно каменному истукану.
Вобс начал разговор со вздохом:
— Грин, кажется, ваше пребывание здесь затягивается.
— В качестве кого? — уточнила она, всё так же лёжа на спине.
— Ммм, — молодой человек бросил быстрый взгляд на Креста. — В качестве практиканта.
— Вербуете, значит? — деловито уточнила Фобия. — Предполагается, что я стану оружием или щитом?
— По ситуации, — ответил вобс, снова опешивший от её спокойствия.
— А могу я отказаться и пойти домой?
— Нет. Думаю, такой вариант не предусмотрен. Насколько я понимаю, вы женщина одинокая, искать вас не будут. А по месту работы мы найдём, что сообщить.
— У меня есть любовник, — заявила Фобия, усаживаясь. — Санитар из морга. Могу я с ним попрощаться?
Вобс снова бросил страдальческий взгляд на неподвижного Креста.
— Нет, — сказал он.
— Я так и думала.
И она замолчала, погрузившись в размышления. Как скоро Оллмотт найдет её и наладит канал связи? Насколько выгодна данная расстановка сил их маленькому сопротивленческому отряду? И насколько это отразится на ней, Фобии?
На самом деле расклад был не слишком удачным. Служба в приближённой Командору организации осложняло дальнейшее сближение с Наместником. Почти. Если только она не будет работать на Креста, который явно выполнял роль двойного агента.
Делать вид, что сотрудничаешь с вобсами, служить наёмнику и оставаться верной Оллмотту.
Вышла из дома на утреннюю пробежку, называется.
Фобии не очень хотелось здесь оставаться. Она уже представляла, какую роль отвели ей вобсы — своеобразного щита для Командора. Против выплесков мало кто мог устоять.
Только Крест. И это делало их тандем очень надёжным.
Но она совершенно не чувствовала в себе никакой такой тяги к героизму.
Фобия внутренне тряслась от страха, не решаясь встать на ноги, чтобы не выдать себя неровными движениями.
В который раз её жизнь делала смертельную петлю. К чему приведут такие перемены?
Она не решалась посмотреть на Креста, но так хотелось, чтобы он подсказал ей, что делать.
— Я лично провожу её в казармы, — сказал Крест и всё решил.
Фобия чуть не застонала.
Сначала — палаты, потом — лагерь, потом — переполненный людьми особняк Оллмотта, а сейчас еще и казармы.
Когда, наконец, она обретет свой дом, и плед, и кошку и цветы под окном?
Казармы! Снова режим, тренировки, обед по расписанию и отбой по сигналу.
Почему все они так упорно превращают Фобию в оловянного солдатика?
У неё даже юбки нет. И туфель на каблуках. Сплошь кроссовки да удобные для спорта брюки.
Она с трудом встала, подождала, пока мужчины откроют двери карцера, лязгая замками.
Что за страна, в которой любой мирный житель вдруг может оказаться на службе у Командора?
— Я хочу есть, — жалобно сообщила она спине Креста.
Если сейчас он скажет, что в казарме будет на ужин каша, она сядет посреди этого чистого, светлого коридора и зарыдает. Громко.
— Умве, распорядись в моём кабинете, — сказал Крест молодому вобсу и свернул налево.
В кабинете Креста было ожидаемо невзрачно, по-казённому тускло. Чистый, без единой бумажки стол, запертый на ключ и кодовый замок железный ящик с глухими дверцами, несколько неудобных жёстких стульев и монитор телевизора.
В полном молчании они подождали, пока одетая в серую мешковатую форму женщина расставит на столе тарелки и стаканы. Еда была горячей и вкусной, но Фобия ощущала тошноту. Крест сидел напротив, глядя на неё своим фирменным тяжёлым взглядом. Она не знала, можно ли здесь говорить начистоту, поэтому только робко искала в его лице хоть что-то живое.