У женщины аж дыхание от его слов перехватило.

– Прости, – сразу же сказал ее муж. Он помотал головой, а затем тяжело выдохнул. – Мне очень жаль. Но я не знаю, как быть дальше. Не знаю, что делать.

Роберта улыбнулась про себя. Женщина верила, что ее муж – хороший человек. Немного помедлив, она все-таки за руку его взять решилась. Теперь уже Роберта сама ему в глаза посмотрела, пытаясь вложить в этот взгляд всю любовь и заботу:

– Мы что-нибудь придумаем.

Как-то быстро и неожиданно произошло все то, что дальше случилось. Прямо перед их носами посреди дороги в темноте фигуры всадников возникли. Роберта назад посмотрела, но путь к отступлению перекрыт оказался: там такие же фигуры виднелись.

Один из них, на пегой лошади сидевший, спешился, подошел к Даниэлю и Роберте и внимательно их оглядел. Сложно было женщине его пристальный взгляд выдержать, из-за чего глаза у нее как-то сами собой опустились. В воздухе же тогда тишина и неизвестность повисли, буквально до костей пробирая: какие-то тягучие, вязкие – любые отрицательные слова тут подошли бы.

– Хм, – наконец-то протянул низкий мужской голос, – неплохо. Слезайте.

Этот высокий и упитанный мужчина даже слегка улыбнулся, отчего женщине как-то не по себе стало. Роберта тогда крепко в рукав мужа вцепилась. По спине холодок прошел, а в животе крутить начало. Казалось, что страх материальную форму приобрел. А спустя буквально секунду недовольные голоса послышались.

Даниэль тогда не спеша и молча со своей кобылы слез, а потом и жене руку подал. Роберта тоже торопиться не намеревалась, время потянуть пытаясь. Однако ей, в отличие от мужа, все-таки хватило смелости прямо перед собой посмотреть. Вот только зря она это сделала. Лучше бы так в неведении и оставалась: перед ней небольшая группа северян возникла. Нельзя было скрыться или убежать; не было пути назад. Женщина вновь супруга за рукав схватила.

– Не зря мы свернули тогда на развилке, – сказал один из мужчин, сидевший на серой кобыле. – Хоть здесь кусок себе отхватим.

Он поерзал в седле так, что в ножнах меч зазвенел. Роберта от этого звона даже слегка вздрогнула.

– Ну, и что будем делать дальше? – спросил человек, неожиданно возникший в темноте позади них. У него были карие глаза и шрам на шее. Он был похож на зверя, который совсем недавно вырвался из клетки.

Казалось, целая минута до того момента прошла, пока Роберта заговорила. Ведь хоть каких-то действий от мужа она так и не смогла дождаться.

– Прошу вас, мы отдадим вам все, что у нас есть. Только сжальтесь, – взмолилась та, обратив на него глаза полные страха, отчаяния и надежды.

– Отдадите, – отрезал один из сидящих на лошади где-то позади нее.

Роберта свой зеленый гребень в знак платы сняла.

– Забирайте, – попыталась она вложить его им прямо в руки. – Мы отдадим вам все.

Мужчина на него посмотрел, но брать не стал. Вместо него это Олле сделал, тот, кто неожиданно прямо позади них очутился. Выхватив гребень, он украшение в карман сунул, даже оценить не соизволив. А потом ни с того ни с сего резко женщину к себе притянул. Инстинкты Роберты сразу о себе знать дали. Пытаясь из его цепких рук вырваться, она его только разозлила.

– Мало от них проку, Йормунд. Давай избавимся от обоих, и дело с концом.

– Нет, прошу вас. Умоляю, не надо, – вновь взмолилась Роберта. Ее ноги подкосились, и, казалось, что она вот-вот упадет коленями на землю, но руки Олле не дали ей «пасть так низко». – Мы отдадим вам все, что у нас есть. Только отпустите.

– Конечно, отдадите, – усмехнулся Олле.

Страх сам собой прошел. Точнее, он на самое дно живота опустился. На смену ему безысходность пришла. «Ведь все не может кончиться вот так, – крутилось в голове у женщины. – Не может. Не должно».

– Вы же хотите денег? Мы отдадим вам деньги – столько, сколько потребуете.

– Йормунд, может, она говорит правду? Посмотри на то, как они одеты. У них явно есть, чем поживиться, – сказал какой-то северянин.

Йормундом мужчину звали, велевшего им с лошадей слезать. Именно он тем самым человеком был, который своим приказом жизнь Роберте и ее мужу разрушил.

– Где вы живете? – спросил он наконец.

– В столице. Но у нас есть небольшой дом в неделе пути по дороге на восток, а потом пол дня по дороге на юг. Умоляю вас, мы отдадим вам все, что захотите. Только пощадите.

Йормунд молчал. И молчание это мучительным было. А страх неизвестности для нее оказался хуже осознания того, что ты сейчас умрешь. Ведь тогда появляется надежда. Пусть она совсем небольшая, но она есть. Невыносимее этой надежды может быть только иллюзия, которую так любит человеческий мозг создавать. Вот у тебя появился шанс спастись, а тут уже возникла возможность, что тебя не тронут. В конце же тебя отпускают, и ты забываешь все это как страшный сон.

– Нет, – сказал Йормунд.

У Роберты тогда настоящая истерика началась. Ведь у нее забрали надежду на спасение – то, что дороже самого воздуха было; то, что сейчас для нее даже цены не имело. Какой смысл в воздухе, если тебе жизнь не сохранят?