Я сидела одна в квартире и ревела горькими слезами. Все тело болело от такой истерики, дыхания не хватало, и я упала на кровать. Еще никогда я не чувствовала себя настолько одинокой, жалкой и ненужной. Я же просто всегда хотела быть с Вовой, а теперь получается, что я ему не нужна, раз так просто он может от меня отказаться. Ненавижу! НЕНАВИЖУ ВСЕХ! В квартиру позвонили, и я пошла узнать кто. Оказалось, это моя мама.

– Пусти меня, пожалуйста! – попросила она через дверь, но я зло ответила ей.

– Нет! Я знаю, о чем ты будешь говорить, мне не нужно этого!

– Нина! Ты же моя девочка, я не так воспитывала тебя. Откуда в тебе такая ненависть? Давай спокойно поговорим.

– Никогда! Это моя жизнь, и в ней все решаю я. Уходи, - попросила я, пытаясь подавить приступ плача.

 -Тогда, я останусь здесь, у твоей двери и не уйду, пока мы не поговорим, - произнесла мама, а я увидела в дверной глазок, как она подошла к стене напротив моей квартиры.

Я недовольно поморщилась и взглянула на часы. Через час мне надо быть у врача, но если мама так и будет там, я не смогу поехать. Пришлось звонить в клинику и переносить прием. Меня предупредили, что каждый день отсрочки несет большой риск осложнений при аборте. Я и сама понимала, что заканчивается шестая неделя, и это уже несколько поздно. Но что делать, мы с Вовой вернулись с отдыха прямо в разгар праздников, когда никакие клиники не работали, потом меня так затянули отработки в академии, что не было времени подумать об этом. И сейчас я снова переношу дату. Хорошо, не сегодня, дак через два дня все закончится. Мне было совестно держать маму на лестничной клетке, но и снова и снова выслушивать ее причитания у меня не было сил.

– Мама, - я открыла дверь квартиры.

Она устало на меня посмотрела и ничего не ответила.

– Пожалуйста, иди домой. Я не готова сейчас снова говорить об этом. Давай, я через пару дней приду в себя, соберусь, и сама приеду к тебе на разговор?

– Когда-нибудь, ты пожалеешь, о том, что сделала, но я надеюсь, что меня рядом с тобой уже не будет, - она разочаровано заглянула мне в глаза и зашла в приехавший лифт.

Дерьмо, я снова расплакалась.

А утром пришлось идти в универ. Было видно, как Вова избегает меня. Я пыталась говорить с ним, но ничего не вышло. Видела предательницу Перову, которая теперь ни на шаг не отпускает от себя Андрея. Ненавижу!

Весь день прошел в ненависти ко всем, и я раздраженно наматывала шарф у зеркала в гардеробе. Выйдя на зверский холод, я недовольно шагала по бульвару в сторону метро. Меня позвали по имени, и я обернулась. Это был Дунаев. Он подбежал ко мне и сказал, посмотрев на часы:

– У меня есть пол часа перед собранием у Штольц, может, поговорим?

Я раздраженно процедила сквозь зубы:

– Зачем нам разговаривать? Твоя девушка обидела меня!

– А ты обидела мою девушку. Все еще считаешь не о чем?

Я устало махнула рукой и мы пошли по бульвару вместе. Андрей молчал и это раздражало.

– А что, твоя Перова не заругается, что ты со мной? – спросила я.

– Она уже домой уехала, - спокойно ответил он, вызывая приступ ярости.

Мы все еще шли в тишине. Он продолжал молчать, и я чувствовала себя какой-то дурой.

– Хочешь, кофе тебе куплю, сегодня холодно, - спросил Дунаев, кивнув на уличное кафе.

– Не надо мне ничего! – я уже злилась на его спокойствие, - о чем ты хочешь говорить? Если снова об аборте, то не надо. Я уже все сделала, и вы все можете оставить меня в покое! Я не собираюсь еще и от тебя выслушивать какие-то обвинения!

Андрей пожал плечами и ничего не ответил. Вот же дурак!

Он попросил меня сесть на скамейку, очищенную от снега. Мы устало опустились на нее, и он наконец-то проговорил:

– А можешь рассказать мне про Арину в школе?

– Чего? Зачем это?

– Ну, ты знаешь ее дольше меня, мне интересно. Ну, как она училась, какой ее любимый предмет был.

Я все еще не понимала, зачем мне говорить это, но я попыталась вспомнить наши школьные годы и тихо ответила:

– Ей нравилась география и обществознание, а училась она хорошо, по-моему троек в аттестате у нее нет.

 Андрей открыл рот, что бы что-то сказать, но его внимание привлекла семья, гуляющая по бульвару. Высокий мужчина и миниатюрная женщина, у которой на хрупом теле выделялся большой беременный живот, видимый через пуховик. Между ними, держа их за руки, шла маленькая девочка, лет четырех. Все они весело разговаривали и были такими счастливыми, что я по-настоящему позавидовала такому.

– А волосы всегда были такие? – отвлек меня вопрос Андрея.

– У Арины? Да, только знаешь, у нас раньше волосы были почти одинаковые. У меня тоже были длинные и русые. Перова начала осветлять свои в старшей школе.

– А ты? Когда поменялась ты? Когда ты их покрасила и обстригла? В школе ты тоже хорошо училась, так когда ты начала получать тройки? Когда ты стала красить губы в темный? Когда начала курить? Нина, когда ты решила стать хуже, чем ты есть?

Андрей быстро говорил, добивая меня своими вопросами. Я растеряно сказала:

– Не правда! Я не хочу быть хуже!

Словно не услышав меня, Дунаев проговорил:

– Знаешь, ты вот сказала, что уже сделала аборт, но я не верю тебе. Ты намного открытее, чем ты думаешь. Любой поймет, что с тобой происходит. Я же вижу, что ты в последние дни не куришь, носишь шапку, хотя раньше я тебя в ней никогда не видел, знала бы ты, как восхищенно ты смотрела на семью с беременной женщиной сейчас в парке. Интересно, о чем ты думала, когда узнала про свою беременность? Ведь не сразу про аборт, да? Ты просто растерялась и написала заявление на прерывание. Ты же просто испугалась, таких изменений в жизни и поэтому допустила мысль об аборте. Но ты его не сделаешь. А знаешь почему?