— А для чего Вам так хочется попасть в наши ряды?

— Мне кажется, подобное желание есть у всякого честолюбивого человека.

— Так Вы честолюбивы?

— Мужчина, лишенный честолюбия, – жалкая, ничтожная личность. Это уже моя максима.

— Пожалуй, в этом я с Вами соглашусь…. Но чем Вы все-таки конкретно занимаетесь?

— Сейчас я знакомлю владельцев чешской автомобильной компании, построившей данный автомобиль, с достижениями мирового автопрома – посредством перевода статей из специализированных журналов разных стран. Эффект от моих трудов уже есть и немалый. Надеюсь, по итогам года Лаурин и Клемент выдадут мне весомую денежную премию. У меня, конечно, есть другие источники дохода, так что я могу долгие годы вести образ жизни, достойный джентльмена – хотя до подлинного богатства мне далеко.

— Мне сказали, что Вы – побочный сын одного из князей Голицыных. С кем-либо из этого рода Вы отношения поддерживаете?

— Пока нет, но я планирую стать известным, авторитетным человеком и вот тогда дам знать русской аристократии о своих корнях.

— Ваш апломб восхитителен, Макс, – заулыбалась княгиня. – В какой же области Вы будете добиваться известности?

— Я окончательно не решил, – ответно улыбнулся Городецкий. – Сначала меня прельщала слава писателя и я даже сочинил один фантастический роман в стиле Марка Твена….

— Марк Твен? Это ведь детский писатель, из Америки?

— В общем да, но у него есть две повести с фантастическими сюжетами. При случае я могу их Вам пересказать. Но я продолжу?

— Разумеется.

— В настоящее время более популярны и финансово обеспечены драматурги. Имена Оскара Уайльда, Ибсена и Чехова, думаю, Вам известны?

— Я видела "Идеального мужа" и "Вишневый сад", но всех более мне понравился "Пер Гюнт" на музыку Грига. Пожалуй, Вы правы: модные драматурги известны публике наравне с именитыми композиторами. Так Вы написали уже и пьесу?

— В черновом варианте. Рассказать вкратце?

— Обязательно. Путь ведь у нас не близкий….

— В пьесе идет речь об английском джентльмене викторианской эпохи, который рассчитывает на получение титула баронета и собирается жениться на дочери крупного финансиста. Случай свел его с экстравагантной гувернанткой, которой он помог по доброте душевной, а она в него, естественно, влюбилась и внезапно отдалась. Далее планы джентльмена рушатся: дядя-баронет женится в 65 лет и производит на свет сына, а финансист, узнав, что его внуки не будут баронетами, решает впрячь будущего зятя в телегу своей фирмы. В итоге джентльмен разрывает помолвку и собирается вести скромную трудовую жизнь в соответствии со своим образованием. В качестве жены ему теперь вполне подошла бы та самая гувернантка. Однако, когда он явился по ее месту жительства, то девушки не обнаружил. Ее розыски в течение года результата не дали. Он даже съездил на год в Америку, но и там следов беглянки не нашел. В полном унынии он возвращается в Лондон и однажды получает записку с просьбой прийти в художественный салон для встречи с известной ему особой. Он мчит туда как на крыльях и видит ту самую гувернантку, преобразившуюся за это время в весьма стильную красавицу, ставшую моделью для группы художников-прерафаэлитов. Он сходу предлагает ей свою руку и сердце, но дама не соглашается: свобода и финансовая независимость стали ей слишком дороги. "Но Вы не можете отринуть предназначение женщины, лишиться счастья материнства" – напоминает джентльмен и добавляет: "Клянусь, я не буду посягать на Ваши занятия в кругу творческих людей. Все чего я хочу: позволить мне любить Вас". "Именно Ваша любовь и страшит меня, – возражает дама. – Я знаю, что она не признает никаких клятв". Джентльмен начинает рассказывать, как долго он ее искал и тут выясняется, что девушка об этих розысках знала и специально сменила фамилию. Он взрывается упреками и тогда дама сообщает, что в их спор должна вмешаться еще одна особа, весьма авторитетная. "Даже если это будет королева Англии, ей не убедить меня в бессмысленности любви!" – кричит джентльмен, а дама выходит. Тут приоткрывается дверь в смежную комнату, страдалец смотрит в нее и потрясенно спрашивает: – "Кто ты, милое дитя?" и слышит в ответ: "Вы мой папа?"

— Замысловато и трогательно, – признала Элизабет. – Я хотела бы прочесть Вашу пьесу. Тем более, что в кругу моих знакомых есть владельцы венских, пражских и берлинских театров, а князь Кински может выйти и на английских.

— Феноменально, – восхитился Городецкий. – Обычным порядком я оббивал бы пороги театров не один год. Впрочем, в России есть поговорка "Нормальные герои всегда идут в обход".

— Обходные пути куда быстрее прямых, это точно, – усмехнулась правнучка знаменитого дипломата Меттерниха.

— Особенно удаются обходы под предводительством очаровательной женщины, – решился на грубую лесть Максим.

— Я кажусь Вам очаровательной? – неискренне удивилась Элизабет.

— Кто-то с этим не согласен? – возмутился комбинатор. – Покажите мне этого мужлана и его жизнь превратится в кошмар.

— Что Вы способны с ним сделать?

— Если у Вас не будет особых пожеланий, то я стану присылать ему ежедневно издевательский мадригал, где буду описывать Ваши совершенства.

— Пример привести можете, кандидат в драматурги и писатели?

— Ну, если навскидку, – лихорадочно стал сочинять Макс, – то примерно так:

Ты был всегда подслеповат

И туп еще, зараза

Красу Элизы Меттерних

Ты не признал ни разу

Тебе неведом страсти зов

Когда она подходит

И обходясь без лишних слов

Бедром слегка поводит

Потом уходит от тебя

А ты магнитом следом

За ягодицами следя

Как волк перед обедом.

— Браво! – воскликнула Элизабет. – Это настоящий экспромт! Пусть немного корявый, но очень чувственный. Теперь я верю, что кажусь Вам привлекательной, Максим Городецкий….

В Йиглаве путешественники решили размять косточки и пообедать. Естественно, что был выбран наиболее престижный ресторан "Три князя", выходящий фасадом на центральную площадь с видом на ратушу. Наедаться до отвала, имея в перспективе званый ужин в замке эрцгерцога, было бы глупо и потому чета Кински ограничилась стандартным бифштексом с овощами и десертом, а их спутники надеялись на ужин в гостеприимном доме Коловратов и сделали заказ под копирку. Вместо вина пили портер, в том числе и беспечный Саша. Поглощение пищи сопровождалось беседой, которая явилась продолжением той, что вели меж собой Кински и Коловрат в пути. И касалась она политики. Макс, естественно, на первых порах молчал, а Элизабет внимательно вслушивалась, но не вмешивалась.