— Придержи собаку, Пыркин, — сказал вождь.

— Гнать их надо, — сказал Пыркин. — Чего пугают?

— Глупец, — сказал вождь, — ты отлично знаешь, что они безвредны. Любопытны, назойливы, но безвредны.

— А Ломбарда в реку загнали, — сказал Пыркин.

— Туда ему и дорога, — сказала Марта. — А то бы он все ювелирные магазины обобрал.

— Он сам бросился в воду, — сказал вождь. — Его загнала больная совесть.

— А зачем электричеством дергаются? — спросил Пыркин. Привидения приблизились, но, как и на склоне, Егор не мог разглядеть их лиц.

— Кто они? — спросил Егор.

— Садись, — сказал вождь. — Мне ты нравишься. Я воспитаю из тебя своего первого заместителя. Тебе нравится такой вариант? Мне надоели нелюбопытные глупцы. — Вождь посмотрел на набережную, где суетились призраки. — Даже эти ублюдки сохранили способность удивляться. Странно, не правда ли?

— Почему странно? — спросил Егор. Он сел на край одеяла. От одеяла пахло плесенью. — Кто они такие? Я же не знаю. Мы от них бегали, а от кого, не знаю.

— Бегать не стоит, — сказал вождь. — Привыкнете.

— Как привыкнем? — спросила Люська. — Мы домой пойдем.

— Зря это доверие, — сказал Пыркин. — Они опасные.

Толстая Марта затряслась от смеха:

— Вот повезло. Не думали, не гадали, а будете вечно жить.

— А я бы сейчас полжизни отдал, чтобы сесть за столик в? Метрополе? сказал Де-Воляй.

— Иди и садись, — сказала Марта. Опять потянулся давнишний спор. Надоел уж, а кончить нельзя, вечно будут спорить. — Час ходу, проводить могу, там не заперто, посидишь, поглядишь.

Вечно жить, подумал Егор, и все дозволено. Можно пройти через весь город, зайти в любой дом, спать на любой постели. И это всегда.

— Только веди себя достойно, — сказал Де-Воляй Егору. — А то наш вождь тебя запросто может приговорить. Он у нас — распорядитель вечности.

— Врешь, — сказал вождь лениво и улыбнулся молодыми, упругими губами, а глаза были старые, пустые.

— Шучу-шучу, — Де-Воляй скалился, как злой щенок.

— И все та же ложь, зависть и глупость, — сказал вождь.

Призраки крутились по соседству, не уходили, словно ждали подачки.

Некоторые что-то держали в руках.

Марта замельтешила пухлыми руками:

— Брысь, проклятые, надоели до смерти!

Призраки не послушались.

— Жулик, — сказал Пыркин, — гони их, ублюдков.

Жулик лениво поднялся с одеяла, тявкнул и затрусил к призракам, те отступали перед ним, но недалеко.

— У этих призраков какие-то вещи, — сказал Пыркин.

— Всегда так, — сказала Марта, — чего только не таскают с собой.

Жулик прибежал обратно, покрутился у гаснущего костра, ожидая, видно, похвалы, не дождался, улегся у ног вождя.

— Ублюдки — не люди, — сказал вождь, — я до них доберусь.

— Привидения? — прошептала Люська.

— Называй их как хочешь. Точнее — это части людей, — сказал Де-Воляй.

— Ага, части, — согласился Пыркин. — И моя совесть здесь шастает. Один тут за мной как тень ходил.

— Люди слабы, — сказал Де-Воляй. — И не в силах справиться с собой. Но случается, кто-то в Новый год понимает, что не может дальше жить со своей трусостью…

— А один пить бросил от невозможности напиться. — Это Де-Воляй, конечно, о Пыркине.

Марта захихикала. Де-Воляй продолжал:

— Ты можешь избавиться от больной совести, от честности, от горя, и сам не заметишь, как это случилось. Только мы здесь заметим.

— И мы не заметим, — сказала Марта. — Их тут тьма-тьмущая. Один из призраков возник неподалеку, жался к откосу, будто ждал кого-то. Пыркин подобрал камень и бросил в него. Камень прошел сквозь призрака и дробно, громко зацокал, скатываясь по асфальтовым ступенькам к воде. Плеснуло…

— Сегодня у нас праздник, — сказал вождь. — Новый год. Всем веселиться!

— Праздник! — закричала Марта. — А я опять забыла. Мы будем плясать вокруг елки. А где елка-то?

Она полезла в темную нишу, чем-то там загремела. Егор кинул в костер доску, потом нашел палку, чтобы помешать головешки. Он подумал, сколько раз уже горел здесь костер, и стало страшно, что и он будет приходить к этому костру… Он неудачно наклонился, потерял равновесие и, чтобы не упасть, оперся руками в угли. Не обжегся, Люська зря вскрикнула, но измазался.