— Так значит! — возмутилась она и, прошипев, добавила. — Ничего, я справлюсь, вот увидишь!

Девушка взяла вилы и начала работать. Солнце палило нещадно, гладкий на вид черенок натирал руки. Платье начало прилипать к телу. Николь сто раз пожалела, что не взяла с собой воду и солнцезащитный крем. Пот градом тек из-под шляпки, которая ни в коей мере не защищала ее от солнца. Когда она дошла до тени отбрасываемой лесом, то немного выдохнула, но счастье было недолгим. Укус в голень заставил ее вскрикнуть, она шлепнула ладонью по коже, и в траву упал большой слепень. Теперь помимо того, что натруженными руками она должна была переворачивать сено, ей еще приходилось отбиваться от слепней. Они садились на все открытые участки тела, кусали шею, ноги, руки, голову. В довершение всего она наступила на шмеля, который случайно залетел между подошвой шлепки и ступней, и ее ногу пронзила нестерпимая боль. Слезы сами собой потекли из глаз. Но девушка решила, что и это не сломает ее.

День шел к концу, и только к шести вечера она закончила переворачивать сено. Конечно, Николь могла присесть и передохнуть, но если бы она это сделала, то в момент отключилась бы.

Девушка начала собирать стог, сначала она сгребала граблями сено в небольшие кучки, потом сносила их вилами в одно место. Она радовалась одному, ее истязатели, оставившие на ней десятки синяков, с сумерками исчезли, воздух посвежел. Но перерыв был небольшим. Около восьми часов вечера над полем появились тучи. Тучи комаров! Они вились вокруг нее, кусая измученное тело. Николь прикрыла глаза.

— Я смогу, я смогу, я выдержу, — твердила она сама себе, ставя лестницу на стог. Заносить наверх сено становилось все сложнее, руки онемели, впрочем, как и все ее обгоревшее, искусанное тело. Николь все поняла — так он ее наказал. И это наказание было жестоким. Она знала, что никогда не простит его, утренняя ласка, прощение теперь казались ей насмешкой. Она поддалась ему, и он нанес ей удар! Когда последний клочок сена был убран, небо покрылось звездами. Девушка бросила вилы под величественный стог сена, безразлично посмотрела на него и побрела в сторону деревни. Нога к тому времени уже распухла, поэтому шлепки ей пришлось попросту снять. Она шла осторожно, прихрамывая. На середине пути ее накрыл ливень, и это было ее последнее истязание. Девушка с ненавистью крикнула небесам:

— За что! За что! Тебе-то что я сделала, черт бы вас всех побрал! А-а-а!

Небеса ответили усилением ливня, и Николь поняла, что как бы она не старалась, край этот для нее чужд, впрочем, как и люди. «Так зачем стараться? Зачем кому-либо что-то доказывать?» Ответ был для нее очевиден, теперь смысл своего существования она видела только в одном — дождаться звонка брата, дожить до этого светлого момента.

Впереди показался дом, в нем горел свет, но Николь решила, что больше она жить в нем не будет.

Павел ждал девушку с нетерпением, он знал, что ее ожидает в поле. Это и было его наказанием. Около десяти вечера он начал уже беспокоиться, обычно на укладку сена в стог у него уходило около часа, но ей он дал два часа. Тем более он удивился, когда девушка к расчетному времени не появилась. Прошел еще час, он ждал ее, предвкушая возмущение и проклятия, но Николь все не было. Нужно было уже за ней идти, однако самолюбие, желание учить уроком не давало ему признать одно — все было плохо!

В час ночи ворота тихо открылись, и Павел, который сидел на крыльце у раскрытой двери, увидел ее. Платье было порвано, руки весели словно плети, пальцы на руках избиты в кровь, все тело покрыто укусами и синяками. В довершении всего девушка волочила за собой правую ногу. Она не выкрикивала ему угроз, не метала злые взгляды, она вообще не смотрела в его сторону. Ее целью был амбар.

Добравшись до него, Николь открыла одну створку, как странно дернулась всем телом, зашла внутрь и захлопнула дверь. Там девушка поднялась по ступеням на чердак и рухнула в сено. Ее тело болело, ныла каждая клеточка, однако глаза сами собой закрывались от усталости. И не важно, что под ней была не мягкая кровать, что в помещении было прохладно. Это было убежище от дождя и ветра — вот что являлось главным.

Павел тем временем влетел в дом. Он схватил фонарик, аптечку, воду, поднялся наверх, сгреб в охапку несколько одеял и полотенец. С этим всем он буквально ворвался в амбар. Николь слышала какие-то звуки, но ее это мало волновало, потому что сил у нее совсем не осталось.

Павел нашел ее наверху, Николь лежала на животе, не двигаясь. Он бросил все вещи рядом и склонился над ней. В свете фонаря было видно, что девушка получила ожоги, повсеместно ее кожу покрывали волдыри и синяки от укусов. Из его груди вырвался стон, больше похожий на вой раненного зверя. Он осторожно перевернул ее на спину, отодвинул пряди волос. Поморщился, увидев покусанное, опухшее личико.

— Николь, Николь — осторожно позвал он ее, — Николь, я отнесу тебя в дом, тебе нужна помощь.

В этот момент глаза девушки открылись.

— Я останусь здесь, мне ничего не нужно, все нормально, — механически произнесла она и снова плавно прикрыла веки.

Через несколько минут Николь почувствовала, как Павел перекладывает ее на что-то мягкое. Он устроил ее на пружинном матрасе от кровати, снял с нее мокрое платье, осушил тело легкими прикосновениями полотенца. Девушка, может быть, и оказала бы сопротивление, но все ее тело онемело, мышцы отказывались слушаться. Он осторожно укрыл ее несколькими одеялами, под голову положил подушку. Засунув руки под одеяла, мужчина стянул с девушки белье. Еще одна ходка до дома и в углу появилась лампа, она осветила помещение мягким светом. Павел осторожно приподнял голову Николь.