– Понимаю, – сказала Лилиан. – Не думаете ли вы, что если в России укоренится большевизм, то впоследствии весь мир может разделиться на два лагеря – белых и красных?

– Кто знает, может, так и будет.

– Американцев это не радует. У нас своя идеология, цель которой – гуманизм. Даже капитализм у нас особенный, с элементами филантропии. Например, по инициативе Рокфеллера создан благотворительный фонд для помощи бедным. Именно из гуманизма мы сейчас кормим пол-Европы. Разве это не благородно?

– Еще бы, мисс.

– Прочтите биографии миллионеров – все они вышли из низов. Нам революция не нужна! – разошлась американка. – Вскоре наступит новая, глобальная американская, эра, и весь мир последует нашему примеру. Нет, красная звезда никого не соблазнит. Что сулят красные? Рабочую казарму! А люди хотят свободы. Вы согласны, Джордж?

– У кого есть деньги, тому нигде не скучно, мисс. Мне, например, довольно тоскливо живется, хотя свободы навалом. Вот если бы иметь хорошую работу, тогда и жизнь не казалась бы неудавшейся…

– Согласна, остаться без родины и без работы ужасно, – перебила его американка. – Но к делу! Мне нужен чичероне, но предупреждаю, это работа временная – пока я здесь. В любой момент журнал может послать меня в другую страну, поэтому я не могу брать на себя обязательств. Мои условия: стол, комната в отеле и сто турецких лир на карманные расходы. Будете жить в «Токатлиане». Работы будет много. Вы должны все время находиться в полном моем распоряжении. Согласны?

– Охотно принимаю ваше предложение, мисс. Мне это интересно.

– Журналистика – действительно живое дело, – Лилиан сняла очки и, глядя Юрию в глаза, сказала: – На всякий случай должна вас предупредить: не думайте, что у меня какие-то планы на вас. Наши отношения будут сугубо деловыми, мистер Джордж.

– Ничего другого я и не предполагал, мисс Лилиан.

– Еще один вопрос, необходимый для нашего сотрудничества: вы умеете танцевать новые американские танцы?

– Не умею, мисс.

– Очень жаль. Без джаза теперь никуда. Знание новых танцев – первый признак светского лоска. Ничего, научитесь. При «Токатлиане» есть школа танцев. Заведует ею одна очень милая дама. Я с ней договорюсь.

– С удовольствием буду учиться, мисс.

– Ответьте прямо, мистер Джордж. Это весь ваш гардероб?

– Есть еще кремовая тройка, мисс.

– Вам необходимо приобрести еще два костюма, смокинг, пальто, плащ, хорошую обувь и прочие необходимые для мужчины вещи. Я помогу вам, так как это понадобится для работы.

– Я не могу принять все это.

– Почему?

– Мужчина должен обладать чувством собственного достоинства. Это важнее платья.

Лилиан рассмешило его заявление.

– Я не собиралась одевать вас за свой счет, мистер Джордж. Вас оденет американский Красный Крест. Смокингом и обувью вас снабдят как бедного артиста-иммигранта, нуждающегося в этих вещах для получения работы. Я лишь составлю вам протекцию.

– В таком случае благодарю вас, мисс.

– Как видите, я практичная женщина. Вам, конечно, нужен аванс. Что ж, получите! – она положила на стол несколько кредиток. – Сворачивайте все свои дела и завтра же переселяйтесь в гостиницу. Ровно в десять утра буду ждать вас в холле.

Разыскав Рубинчика на Галатской лестнице, Назаров сообщил ему о переменах в своей жизни.

– Что ж, Юрь Николаич, действуйте. Из чичероне может выйти солидный человек, как-никак вы в университете учились. Постарайтесь заморочить голову американской крале, если она не уродина.

– Спокойно, Самуил, она предупредила, что наши отношения будут чисто деловыми.

– Я вас умоляю! Все это бабьи ритуальные пляски. Сопротивление – неотъемлемая часть их любовных игр.

– Однако нашей общей жизни конец, я переезжаю в отель.

– Даже Рокфеллер начинал скромнее. Вам уже выдали аванс, а ему первые четыре месяца вообще не платили. Что делать, пришла пора расстаться. Устроим прощальный ужин? С меня две бутылки самоса!

Вечером приятели сидели в своей комнате и пили вино. И без того словоохотливый Рубинчик, выпив, тараторил без пауз.

– Если вам почему-либо не понравится у американки, то Самуил Рубинчик всегда к вашим услугам. Сема одесский может обмануть кого угодно, только не своего боевого товарища! Я не напрасно получил свои Георгиевские кресты, и для меня они тоже святы как память о нашем прошлом.