Врангель встал, давая понять, что прием окончен. По его звонку явился тот же красавец-офицер и проводил их до трапа.

Лилиан была оскорблена и не скрывала этого, ругаясь вслух:

– Сноб, нахал, дикарь!

Зато Назаров аплодировал генералу.

В такси он сказал:

– Меня потряс ваш авантюризм, мисс Лилиан. Мало кто решился бы выдавать свои политические фантазии за общественное мнение большой державы. Вы сейчас сильно рисковали своей репутацией…

Лилиан резко оборвала его:

– Кажется, вы читаете мне мораль, мистер Назаров? Я – корреспондент известного политического журнала. У меня приличный стаж работы, и я нахожусь в Константинополе не для того, чтобы танцевать фокстроты. Мнение журналиста всегда является выражением мнения читателей. У нас массовый журнал, следовательно, мы сознательно прибегаем к эмоциональной аргументации, чтобы соответствовать уровню развития широких масс. Чтобы ошеломить и развлечь читателя, нужны скандальные известия, и ничего страшного, если ради сенсации мы иногда немного искажаем факты или произвольно их интерпретируем. Мы должны уметь делать политику. И деньги! Если босс требует сенсаций, а таковых нет, значит, мы их сфабрикуем. Журналистика – это бизнес, но вы в этих делах пока что большой бэби, мистер Джордж. Мы – американцы, деловой народ, если угодно, прагматики.

«А никто и не обольщается на ваш счет, пастухи коровьи! Здорово тебя Врангель отшил, самодовольная пигалица! Мнишь себя деловой, а на деле просто дура, набитая штампами и чужими цитатами», – мысленно торжествовал Назаров.

Последствия размолвки могли быть для него плачевны. Вполне логично, если американка уволит его за грубость. Только не все в этом мире подчиняется логике. Солнце было уже в зените, замутив полуденным жаром прозрачность летнего дня. Воздух выгорел добела и подрагивал, как парус на мелкой волне. От наступившего зноя даже логика плавилась, превращаясь в бесформенную субстанцию. Лилиан попросила принести ей лимонад со льдом.

Большая терраса фешенебельного отеля на берегу Босфора была украшена зелеными гирляндами, цветами, разноцветными фонариками, французскими и турецкими флажками. Общество франко-турецкой дружбы чествовало французского писателя Клода Фаррера.

Когда пришли Лилиан и Назаров, вечер был в разгаре, террасу заполнила нарядная публика. Преобладали европейцы, преимущественно офицеры союзных армий, журналисты, представители духовенства, предприниматели. Турок было мало. Инициатива торжества принадлежала европейцам.

Клод Фаррер сидел за столом для избранных гостей в окружении элегантных женщин. Он много выпил и теперь то и дело острил, осыпал комплиментами дам и клялся в любви к турецкому народу. Едва ли он был знаком с этим народом, разве что наблюдал за экзотикой турецкой жизни из окна отеля, но, выполняя патриотическую миссию, как мог, старался укрепить пошатнувшийся в глазах Турции престиж Франции.

Лилиан и Назаров с трудом нашли свободный столик на краю террасы и заказали ужин. По водной глади залива скользили украшенные разноцветными фонариками лодки, добавляя празднику помпезности.

– Это напоминает мне Венецию, ее каналы и песни гондольеров, – сказала Лилиан, потягивая вино. – Хотелось бы и по Босфору покататься на лодке, мистер Джордж.

Назаров накинул на голые плечи своей спутницы меховую горжетку. Спустившись к воде, они наняли шлюпку.

Лодочник медленно греб вдоль залива. Гудели плывущие мимо пароходы, из отеля доносилась музыка. Очевидно, выпитое вино ударило Юрию в голову, потому что отражения электрических фонарей на воде смешались с мокрыми звездами неба, и улыбка полумесяца была игрива, как у наложницы.

– Сядьте ближе, мне холодно, – приказала Лилиан.

Назаров придвинулся, и она облокотилась на его плечо.

– Вы умеете любить по-рыцарски красиво? – спросила Лилиан.

– Когда-то умел.

– А теперь?

– Теперь воздерживаюсь.

– Почему?

– Помню ваше условие, когда вы нанимали меня на работу.

– Какое условие?

– Наши отношения должны быть сугубо деловыми.

– А ведь женщинам не нравится, когда соблюдают их условия. Назаров промолчал. Лилиан сама его поцеловала.

Лодка причалила к террасе. Они снова поднялись к своему столику. Лакей принес коктейль.

– Теперь будем танцевать! – Лилиан встала. Назаров тоже встал и предложил ей руку.

Домой они вернулись под утро.

– Жаль, что восточная ночь закончилась, – сказал Юрий в вестибюле отеля, целуя ей руку.

– Вовсе не кончилась, Джордж, я жду вас у себя…

Утром, открывая окно, она сказала еще дремавшему Юрию:

– Только не думайте, что отныне я потеряла свою свободу.

– Я и не думал, мисс, но зачем вы все испортили? – тусклым голосом отозвался он.