Никаких следов жизни. Ни змей, ни ящериц, ни даже грёбаных пауков. Всё замерло. Остановилось. В какой-то момент Сохо остановился, чтобы отдышаться, но Скарр даже не притормозил, чтобы подождать брата. Тому, казалось, вообще нет ни до чего, и ни до кого дела. Сохо жадно дышал, насколько это вообще возможно в этом песчаном аду, только легче не становилось. Он попытался снять с себя рубашку, но она настолько прилипла к телу, что при попытке снять, она разошлась по шву на спине. Сохо бросил её на землю. Пот тек с него ручьями. Толстое, лоснящееся тело, покрытое ковром татуировок, колыхалось при каждом вздохе.

Он захотел просто сесть прямо на песок, и никуда больше не идти. Но, взглянув на таящую в знойном мареве фигуру брата, стремительно удаляющуюся прочь, он испугался.

— Скарр погубит меня. — Сохо уже не пугался тому, что разговаривает сам с собой. — Он и сам-то слабо представляет, что там такое, и ещё меня за собой тащит. В этой сраной пустыне нас не ждёт ничего хорошего. Может быть, я смогу уговорить Скарра вернуться обратно. Да! Именно так и надо сделать…

Сохо продолжал озвучивать под нос собственные мысли, глядя себе под ноги. Вскоре небо заволокло густой хмарью, и стало совсем темно. Сохо поднял голову и замер. Где-то далеко, заслоняя горизонт, пульсировало ОНО. Сохо не смог подобрать слов для того, чтобы понять, что это такое, но эта колышущаяся розовая масса ему определённо нравилась. Это нечто словно наполовину застряло между нашим миром, и каким-то другим, совершенно неописуемым. Очевидно, оно пришло сюда через огромную червоточину в небе. Оно звало и манило Сохо, и он всё понял. Вот куда так стремился Скарр. Вот куда стремился мальчишка. Именно оно — причина их путешествия. Сохо любовался им, уверенно набирая скорость. Тело его стало лёгким, как пёрышко. Он бежал, навстречу этому чудесному существу извне. Оно звало Сохо и обещало ему вечность…

— Пресвятая Дева Мария, Господи, Иисусе! — Кричал Сохо. — Это БОГ! Он прекрасен! Он любит меня! Он зовет меня к себе! Я иду! Я иду к тебе, Боже!

Сохо пробежал мимо Скарра, едва не сбив того с ног. И только тогда Скарр обратил внимание на своего братца. Сохо бежал навстречу этой живой массе, а в глазах его читалось безумие. Фанатичная самоотдача и готовность к жертве.

Он уже ничего не видел. Не обращал внимания ни на что. Ни на полчища жирных мух, пировавших на останках трапез голодного бога, ни, собственно на сами останки. Черепа и кости с остатками мяса и жил то и дело попадались под ноги. Мухи лезли в глаза и уши. Если бы Сохо мог слышать, то гул насекомых заставил бы его заткнуть уши. Если бы видел — то картина этого могильника вывернула бы его наизнанку. Но, его разум уже не принадлежал ему.

— Глупый дурак. — Едва слышно произнес Скарр, наблюдая за бегущим родственником. Он понял, что тот слаб, чтобы противостоять такой силе. А безжалостная сила перемелет его не задумываясь.

Скарр же, напротив, не был одурманен этой сущностью. Он был готов хоть с кулаками пойти на это нечто, лишь бы получить от него силу. Холодный расчёт, и никаких эмоций. Будь это хоть сам Бог, хоть сам Дьябло, Скарр возьмёт у него то, что ему нужно.

Замедляя шаг, Скарр увидел, как колышущийся розовый протуберанец схватил Сохо, а тот только продолжал вопить что-то про Бога. Через секунду всё закончилось захлёбывающимся воплем. То, что осталось от Сохо, некрасиво упало в песок. По направлению от щупальца к телу прошла рябь.

— Зверь принял жертву. — Довольно усмехнулся Скарр. — Теперь я буду просить для себя.

Розовая масса окутала его с ног до головы. Сначала она робко прикоснулась к нему — будто пробовала на вкус. Затем обвила ноги и поползла выше. Скарр со смутным чувством отстраненности и возбуждения наблюдал, как его обволакивает Бог. По телу шла обжигающая вибрация. Больно не было. Скорее, непривычно.

Когда щупальце обвилось вокруг шеи, Скарр посмотрел прямо перед собой и закричал:

— Меня зовут Скарр! Я пришел к тебе, чтобы просить силу!

Бог не ответил ему. Вместо этого, масса дернулась, пошла рябью. Отпустила Скарра, но скрутилась в тугую, движущуюся вокруг него спираль. И когда Скарр открыл рот, чтобы снова повторить свою просьбу, розовая субстанция устремилась ему в рот, в уши, и в единственный здоровый глаз. Пустыня, Бог, пришедший извне, горы костей и сонмы мух над падалью исчезли. Растворились.

Мир выцвел и развеялся серым пеплом.

Осталась только алая темнота. Густая и непроницаемая. Скарр понял, что он находится внутри Бога. В его необъятном голодном брюхе. Все чувства и указатели, используемые мозгом для ориентации, сбились, как стрелка компаса над железом. Осталось только осознание себя. Невыносимая легкость рассудка и пудовой тяжести инстинкты. То, что делает его зверем.

Делало.

Скарр рассыпался.

Он пытался собраться с мыслями, но было тяжело даже собрать самого себя из всех тех осколков, на которые он дробился. Молекулы на Атомы. Атомы — на протоны. Протоны — на кварки. И в каждой частице — он сам. Будь его рассудок цельным — он бы помутился. А с каждым делением — связи между ним становились тоньше, рвались.

Когда Скарр перестал существовать как целостное сознание, Бог снова собрал его в одно целое. Мучительно долго и больно. Перед тем, как осознать свою собственную личность, Скарр прошел и прожил всю свою жизнь до сегодняшнего момента. Сколько времени это заняло — он не знал. Потому, что время тоже было разорвано.

И только тогда Бог заговорил со Скарром.

Тот понял это не ушами и не мозгом. То, как эта сущность доносила информацию, невозможно описать словами и образами нашего мира. Скарр впитывал его подачу порами тела и кровяными тельцами. Каждый волос и каждая клетка внимали тому, что доносил Бог.

И из всей той информации, что Скарр впитал и воспринял, он почувствовал, что Хазоат дал ему силу. Не как равному, но как посланнику в этом мире. Остальное для Скарра не имело значения. Теперь он — Чумной Король. Король в алом. Цвета спекшейся крови и бурых струпьев. Пришел, потребовал, получил. Что потребует (и потребует ли?) Хазоат взамен, Скарр не знал. Впрочем, он и не хотел знать. Всё прошлое для него сейчас стало незначительным и мелочным. Для него нынешнего открыто куда больше возможности, чем он мог себе представить. Осталось только идти и принимать жатву.