— Но ты видимо так и не смирился с тем, что она никогда бы не выбирала тебя между нами двумя, — насмешливо бросил Нуриэль, заставляя меня вспыхнуть от ярости. Я ощутил, как пришли в движение древние символы под моей кожей, как встрепенулся внутри меня спящий зверь, с рычанием призывая меня к расправе.

— Ты не понимаешь, о чем говоришь, Нуриэль.

— Разве? — пожал плечами он, обводя взглядом обнаженных девушек, грациозно передвигающихся по купальне. — Посмотри на своих одал. У скольких из них рыжие волосы, Кэл? Но только ни одна из них не способна сравнится с огненой рией, жалкие подделки, которыми ты окружил себя, чтобы тешить свое самолюбие. Ставить на колени, заставлять целовать руки и ползать у твоих ног. Она бы никогда этого не сделала. Для меня — возможно. А для тебя нет. Мандиса никогда бы не стала твоей, Кэл.

— Ошибаешься, — с мрачным удoвлетворением произношу я. — Она была моей.

— Владеть телом не тоже самое, что владеть душой и сердцем, — торжествующая улыбка погасла на губах Нуриэля. В темных глазах мелькнула неконтролируемая ярость. — Ты лжешь, Кэл.

— Только мое слово. Так, вроде, ты сказал? — ухмыльнулся я. — Не будем ворошить дела минувших дней, Правитель. Она дурачила нас обоих. Здесь стoлько женщин, которые готовы ублажать нас обоих. Зачем нам спорить об покинувшей этот грешный мир огненной рие?

И Нуриэль следует моему совету, как сотни раз до этого. Влиять на наследника Ори сложнее, чем на остальных людей, но для меня, пропустившего через себя энергию нескольких десятков жертвенных хранителей божественной крови, нет ничего невозможного. Нуриэль не глуп, и простых слов недостаточно для убеждения. Сохранеие его доверия стоит мне колоссальных энергетических затрат, но я верю, что конец близок, что пророчество очень скоро свершится, и каждый из нас получит то, что заслужил.

И через полчаса купания с моими рыжеволоcыми одалами, а он намеренно выбирал именно их с целью уязвить меня, напомнить о старом соперничестве, Нуриэль расслабляется, забыв о предмете возникшего спора, и уже беспечно смеется, лаская стройные женские тела и позволяя им ласкать его всеми возможными способами. н явно испытывает особенное удовлетворение, пользуясь тем, что принадлежит мне, считая, что таким образом показывает мне, кто из нас главный. Но о ошибается, если думает, что я не ударю в ответ.

Из-за него мне придется расстаться с лучшими своими одалами, которых завтра я преподнесу Миноре в дар прямо во время приема. Мне не нужны пользованные одалы. Темная жрица будет счастлива, а я … я уже знаю, чем заплатит Нуриэль мне за этот вечер.

И за его слова, которые до сих пор звучат в моей голове.

Посмотри на своих одал. У скольких из них рыжие волосы, Кэл? Но только ни одна из них не способна сравнится с огненной рией, жалкие подделки, которыми ты окружил себя, чтобы тешить свое самолюбие. Ставить на колени, заставлять целовать руки и ползать у твоих ног. Она бы никогда этого не сделала. Для меня — возможно. А для тебя нет. Мандиса никогда бы не стала твоей, Кэл.

Мне приходится применить всю свою выдержку, чтобы не ворваться в темницу Мандисы и не доказать обратное.

Она сказала мне, что я не должен доверять тебе.

И была совершенно права, Нуриэль, но это не значит, что я не заставлю ее корчится от боли за каждое слово, произнесённое тобой сейчас.

А начнем мы с главного, что интересует меня в данный момент. Как ей удалось вернуть Феникса, и какого Саха она отправила его к Нуриэлю?

Мандиса

Наверное, день в темнице равен десятку земных лет, или мне только так кажется? Всего минута, лишенная свободы воли, для меня прожита впустую.

Прожита в страхе, в постоянном поиске спасения.

До сих пор точно не знаю, не представляю, как поведу себя, когда ОН переступит порог темницы. Какие бы планы я не строила в мыслях, как бы уверена в себе не была, они могут легко рухнуть в тот миг, когда безумный Зверь вернется для того, чтобы урвать свое. Псих, возможно, даже не станет слушать меня. А если начну говорить и лить ему в уши сладкие речи и посылать соблазнительные взгляды — заподозрит в фальши и в том, что я вновь что-то задумала.

Остается только надеяться, что он ослепнет от страсти и позволит мне подразнить его, прежде, чем применит грубую силу, которой я едва ли смогу противостоять до тех пор, пока мои способности сковывает магия змеи, опутывающей плечо.

Если бы я только могла снять его без последствий…я боюсь даже пробовать: вдруг Кэлон почувствует это на расстоянии?

Сила огня была бы куда эффективней, Мандиса.

Он сам подкинул мне подсказку, вслух признав, что у меня таки есть оружие, способное нанести ему раны, позволяющие дать отпор темному жрецу. Разве это не самый быстрый и легкий способ отомстить ему? Изуродовать тело, как он изранил мою душу, он делал этот не раз…оставить на теле, которому сейчас позавидовал бы Ори, ожоги, обуглившиеся метки, чтобы навечно запомнил, как сильна бывает в гневе огненная рия? Чтобы запомнил, что я всегда буду той, что ответила, той единственной, чтo не покорилась его воле.

Той, что поставила на место жреца, который возомнил себя Богом.

И в конечном итоге он станет так же уродлив, как и его душа, насквозь порабощенная тьмой Саха.

Николетта, наверное, долго подбирала мне платье, в котором я предстану послушной одалой для своего мида. Смотрю на прозрачные длинные рукава-фонарики и на то, как тончайший шелк серебристого цвета струится по обнаженном телу. Немного мерзнут открытые плечи, и я обнимаю себя руками, глядя в окно.