— Обед мне и господину…

— Кйорт, — подсказал ходящий, выглянув из-за широкого плеча.

— …и господину Кйорту, — приказал граф. — Подать ко мне наверх. И нужна еще одна комната, для графини: ночь я проведу в беседе и не хочу, чтобы нам помешали.

Он бросил в мозолистую ладонь хозяина несколько золотых.

— Я не сильно голоден, — учтиво добавил йерро, — стоит ли беспокоиться?

— Одну смену вместо четырех, деньги оставь, — быстро добавил Энрих, увидев, что владелец гостиницы с сожалением начал отсчитывать сдачу.

Тот от неожиданности вздрогнул — сумма была чрезмерной, — но губы сами собой расплылись в плотоядной улыбке. Он кивнул и бросился выполнять указание, начисто забыв о других постояльцах. Благо для них, что отменно вышколенные подавальщицы не замедлили переключить на гостей свое внимание.

Граф тем временем поманил Кйорта взмахом руки и поднялся по крепкой витой лестнице из черного дуба с резными ясеневыми перилами, которые контрастировали по цвету со ступенями, но были столь искусно украшены резьбой, что вызывали лишь восхищение. Один из телохранителей лорзана, северянин с суровым и недоброжелательным лицом, прошел вперед, легко и бесцеремонно оттерев Кйорта к перилам, словно сбрасывая случайное перышко с одежды. Вежливо протиснулся мимо хозяина и пошел впереди, на расстоянии трех шагов от него. Другой же тихо ступал позади.

Второй этаж гостиницы не уступал богатством первому, но тут было гораздо спокойнее: гвалт трактира едва был слышен. Коридоры, широкие настолько, что двое рыцарей прошли бы не задев друг друга плечами, образовывали квадрат. Вдоль внутренних стен между широких арочных окон выступали фигурные подсвечники из темной бронзы с толстыми дорогими свечами, не дающими копоти, но распространяющими свежий запах и излучающими свет вдвое ярче обычной свечи. На внешней стороне — толстые двери с широкими наличниками, украшенными резьбой и серебряными арабесками. Пол устлан толстыми красными коврами, мягкими настолько, что тяжелая поступь облаченного в полный доспех рыцаря превратилась бы в мягкую кошачью походку. Кйорт удивленно хмыкнул, пройдя вслед за графом в распахнутую телохранителем дверь. Комната была вдвое больше, нежели ходящий себе представлял, и, судя по наличию двери в дальней части левой стены, была не одна. Первая, с камином, большущим столом, тройкой кресел, огромным, почти от пола до потолка, квадратным окном с широкими рамами, тяжелыми бархатными шторами, множеством изящных подсвечников, столиками поменьше, невероятного размера шкафом и тьмой-тьмущей никому не нужных, на взгляд ходящего, украшений и безделушек, явно служила для приема гостей.

Обстановка второй комнаты едва проглядывалась в узкую щелку приоткрытой двери, но достаточно, чтобы определить ее как спальню, гораздо меньшего размера, где почти все пространство занимала кровать с лилового цвета балдахином, расшитым золотыми узорами, и комод с невиданного размера зеркалом. Очевидно, такой номер стоил неприлично больших денег, но был по карману этому графу.

Коренастый телохранитель цепким взглядом бегло осмотрел обе комнаты, плотно прикрыл дверь в спальню и тихо вышел. Можно было не сомневаться, что он остался снаружи вместе с таким же суровым и крепким напарником, чтобы оберегать покой хозяина.

Граф скинул с плеч тяжелый плащ и небрежно бросил его на спинку кресла. Отодвинул каминную решетку, подкинул березовое поленце в тлеющие угольки, несмотря на теплую погоду. Огонь несколько замешкался вначале, но, подгоняемый кочергой, разгорелся и весело затрещал, облизывая дерево со всех сторон. Лорзан вернул ажурную решетку на место и предложил Кйорту присесть в кресло рядом с камином, а сам взял со стола большие пузатые бокалы на коротких ножках и разлил в них на два пальца нерулу — нерулайский крепкий эль с приятным медовым вкусом. Один бокал протянул ходящему, и тот с благодарностью его принял, а второй взял в ладони и, покатывая и согревая его, сел в кресло напротив.

В дверь учтиво постучали. Граф приказал войти, в комнате появился Керри, неся на плече седельные сумки ходящего.

— Это все? — спросил граф у нового знакомого.

Тот кивнул. Керри сложил все у двери и тихо вышел.

— Возраст дает знать. Даже в такой теплый день умудряюсь мерзнуть. Ты же не против? — сказал Энрих, рассматривая прислоненный к креслу меч своего гостя. — Сегодня удивительный день. Откуда ты? По выговору ты не алиец.

— Совершенно определенно, — ответил Кйорт и сделал небольшой глоток. Теплый напиток пробежался по гортани и разлился хмельной лужицей в желудке. — Родился я на другом конце Немолчания, долго путешествовал, хотел увидеть других людей, обучиться таинству владения мечом. В этих краях я Кйорт.

— Я тоже буду звать тебя так, — кивнул лорзан, сделал глоток и продолжил: — Оружие это действительно удивительное, Кйорт.

Лорзан быстро коснулся кончиками пальцев живота, груди, лба.

— Кем бы ни был мастер, выковавший его, теперь оно перековано. И это, право, чудо. Долгое время я ждал некоего знамения. Знака. Доказательства, что Живущие Выше все еще смотрят на нас…

— Смотрят. Будьте уверены, лорзан, — уверенно произнес Кйорт.

— Теперь и я могу сказать, что уверен, ибо до сего момента вера моя во служении стала угасать. И это грех. Хотя я продолжал молиться.

— Молитва есть не что иное, как вера в чудо, совершаемое Высшими, — заметил Кйорт. — И я не священник, грехи отпустить не смогу, но, исходив огромное количество дорог, побывав в таких уголках, что многим никогда и не привидятся, скажу, что это не удивительно, но простительно, и это не грех.

Ходящий оценивающе посмотрел на графа, но тот взгляда не уловил.

— Ни одна религия не может существовать без веры в чудеса, — пробормотал Энрих и тут же пылко добавил: — И вера в Живущих Выше не исключение! Она даже неотделима от веры в чудо. Еще мальчиком я перечитывал десятки раз Священное Писание. Притчи и сказания о Деве Всемогущей, о Прощающем Грехи — все они заполнены самыми разными чудесами. Чудесами излечения, прощения, воскрешения после смерти. И раньше многие священники наделялись чудесным даром — Истинной Силой. И способны были творить их, если вера и молитвы были горячи и сильны. И для верующего чудеса, творимые Живущими Выше и ангелами их, должны были стать не только историей, но и всей жизнью его. И вот после долгого времени я увидел чудо воочию. Теперь сердце мое согрето.