— Я не о вас! — поспешно заверил Макс, не меняя лежачего положения. — Это в целом… насчет местных традиций.

Еще не лучше. «Тело» начало оскорблять ее страну. Макс мысленно дал себе пинка.

Лорелея приподняла брови. Вообще-то все, кто ее когда-либо видел, сходились во мнениях, что лицо богини имеет только два выражения. Скорбно-замкнутое и гордо-отсутствующее. Но на сей раз на нем отражалось только чистое, незамутненное удивление.

— Я мешаю пройти? — осведомился Ковальски. Только что он понял, что не сможет встать сразу: тело упорно заявляло, что ему нужно время и состояние покоя, чтобы проанализировать полученные травмы. — Если хотите, можете просто через меня перешагнуть. Считайте меня… ну, «лежачим полицейским»… ах, да, вы же не знаете… просто бревном на дороге.

Лорелея округлила глаза. Она посмотрела на свои ноги. Потом на разговорчивое «бревно», потом на аллею сразу же за ним. Поморгала, как бы не понимая, о чем речь. Потом подняла руку и указала на лицо Макса.

— Что? — по привычке среагировал Ковальски. — Мой нос? Я честно, не знаю, чья это наследственность…

Теперь богиня уже почти вытаращила глаза. Она точно не представляла, откуда на ее пути взялся такой странный типаж и почему он говорит такие непонятные вещи. Лорелея указала на свой нос и покачала головой. Потом провела по правой щеке. Макс повторил ее жест и почувствовал кровь на пальцах. Этот мелкий карлик ему висок рассек! Будь он хоть трижды магом, но за это — ответит капитально.

— Что, это? — он показал окровавленную ладонь. — Это ничего. Мелочи.

Оперся рукой о короткую травку аллеи и наконец принял сидячее положение. От гримасы боли, правда, не удержался. Девушка с золотыми волосами отступила на шаг, но при этом вопросительно и даже как-то тревожно нахмурилась.

— Мелочи, — повторил Макс. — Больно — стало быть, жив.

Лорелея склонила голову набок. Постояла, призадумавшись, и вдруг довольно сильно ущипнула себя за руку. Прикрыв глаза, прислушалась к чему-то, потом кивнула и вдруг секундно улыбнулась.

Довольно-таки неумело, как будто за долгие годы она уже забыла, как это делается. Но Макс понял, что пропадает, растворяется в этой улыбке, и, если он сию же секунду не отведет глаз — его прежнего никогда не будет.

Он опустил глаза, но только после того, как задержал взгляд на ее лице — на ту самую, непоправимую секунду.

— Вот же… — начал он, опуская глаза, чтобы не ослепнуть, и понимая, что ругаться в таком положении все равно не сможет: он был все равно, что в церкви (то есть, там, куда не заглядывал лет с четырнадцати). Ну, только не это. Нестерпимо хотелось поднять глаза и посмотреть опять.

Он поднял глаза и увидел, что Лорелея повторяет один и тот же жест: указывает на его окровавленную щеку, потом на свою ручку, где уже начал проявляться синяк от щипка, а потом уже указывает просто на себя. Видно было, что она гордится достигнутым и вроде бы даже рада.

— Вам тоже больно, — пробормотал Макс, потом понял, что она имеет в виду не это. — Вы тоже живы… ну, конечно, вы живы, вы же не могли думать иначе. Или здесь нашелся хоть один идиот, кто на секунду предположил…?

Богиня перестала делать жесты. Она просто уронила руки и смотрела на него с недоумением и даже легким испугом. Макс наконец с трудом поднялся и попытался рукавом вытереть кровь со щеки.

Лорелея сделала еще один жест. Настолько обобщенно вопросительный, что он мог расшифровываться только как: «Кто ты?»

— Я? Я Макс, — он сам понимал, что звучит это довольно жалко. — Из внешнего мира. Безд… э-э, человек. А-а, дьявол!

Богиня подскочила на месте, а ведь он опять не ее имел в виду. Просто посмотрел на располосованную одежду, кое-где заляпанную кровью и присыпанную цветками сирени. И выразился, как мог, мягко.

— Выгляжу не хуже этого вашего Вонды, не правда ли? — пробормотал он довольно смущенно для своего обычного тона.

— Кто меня назвал? Кто обругал? — тут же запричитал за поворотом аллеи Вонда. — Это я знаю, вечно заговоры плетете против старого ветерана, ух, я вас!

Тут кладовщик завернул за угол, захрипел и примерз к месту, вцепившись в ворот своей затрепанной куртки. Более замечательной пары заговорщиков и придумать нельзя было. Самый страшный артефакт Одонара — и иномирец, который уже успел украсить фонарем Озза и дать по челюсти самой Бестии.

— Лори, — выдавил старый Вонда и перешел на тон, каким обычно говорят с маленькими детьми. — Лори, а я тут тебя как раз везде ищу… а куда это ты делась, ты ведь знаешь, что тебе нельзя без присмотра… Лори, а ты не хочешь еще погулять по садочку?

Богиня немного подумала и покачала головой.

— Вроде, не хочет, — расшифровал очевидное Макс.

— Глупый иномирец! — зашипел Вонда, грозя кулаком. — Беги, а то она тебя…

И без того темные глаза Лори потемнели еще больше. В саду резко похолодало. Радуга в пятой фазе померкла, а на Одонар начал надвигаться досрочный Хмурый Час.

Старый ветеран сморщился и понял, что сглупил и неприятности ждут как раз его, но в этот момент Макс машинально поднял кулак в ответ.

Окровавленный кулак, облепленный цветками сирени, да к тому же с до сих пор зажатой в нем зажигалкой. Колпачок откинулся случайно, и из кулака ко всему прочему вырвалось сине-зеленое пламя.