– Извини-и-ите, – пьяным голосом протянула она, встретив насмешливый взгляд, и вдруг громко икнула.

Парень протянул ей стакан. Из комнаты выскочила другая девушка, на вид почти трезвая, и начала суетиться возле подруги. Она помогла ей одеться, вежливо отказавшись от помощи Артема, после чего, то ли утвердительно, то ли вопросительно проговорила:

– Мы пойдем…

Артем, улыбаясь уголками рта, пожал плечами. Громыхнул засов, и гостьи провалились в темноту подъезда.

– Симпатичные. Молодые совсем, глупые, – цокнул языком Артем и прошел в комнату, где, кошмарно фальшивя, Моня пел про курящую план девушку.

– Я водку пью и план курю, а накурюсь, балдею, – заунывно тянул он сиплым голосом.

– Вам тут и без меня хорошо. Пойду, – повторила Кира, вернувшись на кухню.

Алика совсем прибила суточная усталость, сопротивляться ей не было сил. Он смотрел на Киру остекленевшим, немигающим взглядом и наконец выдавил:

– Останься.

– Тебе что, баб не хватает?

Вопрос застал его врасплох. Они никогда не обсуждали эту тему, и он даже не задумывался, что это может волновать его подругу.

– А тебе мужиков, – неожиданно для себя выдал он. – Вон сколько их вокруг тебя крутится.

Кира обиженно вскинула брови, но через секунду взяла себя в руки.

– Ты прав, Аличка, недостатка нет. Гоблинов, утырков. Одинцов уже пятый раз замуж предлагает. Но только ты, солнышко, экземпляр редкий, штучный. Женщин жалеешь, потому что совестливый. Даже гадости говоришь как-то нежно, будто извиняешься, вот бабы и тянутся. Я-то тебе зачем?

Кольцов совсем поплыл. Несмотря на выпитый кофе, сознание боролось со сном не очень успешно, и он упрямо продолжал нести бред:

– Ну и в чем вопрос? Одинцов-то о-го-го! Мачо! Чего теряешься?!

Кира поморщилась: она не раз сталкивалась с таким состоянием друга. Алик закусил удила и сейчас бесполезно о чем-то его спрашивать, в чем-то переубеждать. С упрямством избалованного ребенка он будет гнуть свою линию, раздражаться и перечить назло. Девушка не стала продолжать бесполезный с ее точки зрения разговор, развернулась и покинула квартиру, громко хлопнув входной дверью.

– Ну ты баклан… – констатировал появившийся в проеме кухни Артем. – Чё ты ей мозг выносишь? Либо разбегайтесь, либо живите вместе.

– Какой живите? – Алик даже взбодрился от такого предложения. – У меня ни квартиры, ни стабильной зарплаты! Сегодня – пятьсот в кармане, завтра – ноль. Да ты представь: ей двадцать, мне двадцать два. Сопляки. Какой живите!..

Артем одним глазом удивленно смотрел на Кольцова, второй заплыл почти полностью.

– Ты, когда пятьсот имеешь, тормозись и растягивай их, а не спускай в кабаках. Если по году взять, то ты покруче ее мамаши-профессорши можешь зарабатывать. Нормальные тексты писать начни, публиковать будут.

– Чем тебе мои тексты не нравятся? – обиженно напрягся Алик.

Артем не ответил, считая спор тупым и бессмысленным.

– Пойду!

– Ты что приходил-то?

– Моня обещал сеструхе сегодня наушники починить, только, похоже, теперь не получится.

Алик поднял руку, прощаясь, и тут же уронил ее. Артем удалился.

Кольцов немного посидел, собираясь с силами, и пошел в комнату. На диване хозяин квартиры, оседлав девушку, целовал ее в засос, одновременно исследуя двумя руками пространство под ее свитером. Алик не стал прерывать процесс. Выключил в комнате свет, пошлепал в спальню и, не раздеваясь, рухнул на кровать.

Когда утром Алик появился в дверях кухни, Моня, не отрываясь от работы, громко поприветствовал:

– Алоха!

Кольцов молча кивнул и отправился в ванную. Застыв над унитазом, он с удивлением обнаружил на полотенцесушителе одежду, замоченную им с вечера.

– Серега, совсем не обязательно было стирать мои шмотки, – сказал он, вернувшись после душа на кухню.

Монин оторвал взгляд от работы и непонимающе нахмурился. Затем хмыкнул и снова стал водить паяльником по плате.

– Ну ты и придумал! Это Светка с утра простирнула. А уж после свалила на учебу.

– Как все прошло?

Моня поднял вверх большой палец и облизнулся.

– Огонь! Ты прикинь, полтора пузыря всосала и хоть бы хны – еще стихи читала. Прикинь, мне – стихи! Сказала, сегодня снова зайдет, – мечтательно протянул Моня.

Он сладко потянулся, расправляя мощные, как у грузчика, плечи, провел рукой по вечно торчащим белым волосам и довольно крякнул. Его широкое лицо с квадратным подбородком и слегка приплюснутым носом – открытое лицо добряка – выражало блаженное удовлетворение.