Советник А'Ямин слегка побледнел. Император никогда не задавал вопросов и в одиночку принимал каждое решение.

— Леди Дюра, — обратился Оуньял'ам. — Как бы вы разрешили этот спор?

Сидя на коленях и держа спину прямо, она низко — как подобает — склонила голову.

— Согласно нашим законам, мой принц, при отсутствии сына унаследовать все должна старшая сестра. Отец не исполнил свой долг, как предписывают традиции. Поэтому вся его ферма на грани разрушения. Я бы даровала старшей сестре то, что должно принадлежать ей по праву.

Отвернувшись от Дюры, Оуньял'ам увидел, что советник А'Ямин заметно расслабился и почти улыбался. Решение Дюры было таким же, какое вынес бы император Каналам. Принц окинул взглядом зал, так, словно выбирал наугад. Он снова колебался и снова не мог ничего с собой поделать.

— Леди Аиша… Как бы вы разрешили этот спор?

Ее глаза, взгляд которых раньше был устремлен в пол, полезли наверх едва ли не в ужасе от того, что ее выделили. Он знал, что не должен был этого делать, но часть его жаждала услышать, что скажет она.

Все ждали. Ее нижняя губа задрожала.

— Если отец так долго занимался своим процветающим ремеслом, — наконец заговорила она, так тихо, что почти не расслышать. — не мог же он быть глупцом. Для такого отцовского решения должна быть причина. Возможно, он знал, что рабочие пойдут за младшей сестрой, и обе сестры на первых порах будут терпеть неудачи. Возможно, он думал, что ферме нужны они обе… а не только одна. Равноправное владение нельзя назвать традиционным, но это путь, который приведет обеих к процветанию.

В душе Оуньял'ама зародилась печаль, и он почувствовал себя как никогда одиноким. Это был тот же ответ, что дал бы он сам. Его внимание вновь вернулось к двум сестрам.

— Вы объедините коз, инвентарь и рабочих, а ферму поделите на равных… как равноправные наследницы с равными обязанностями и равным правом владения.

Обе девушки заморгали, поначалу не говоря ни слова. Они посмотрели друг на дружку, вероятно, ни одна из них не хотела потерять последний подарок отца. Но из-за устоявшихся традиций ни одна из них не видела такого очевидного решения.

— Да, мой принц, — пролепетали они одновременно.

На этот раз у советника А ‘Ямина, хватавшего ртом воздух, покраснело лицо.

Теперь, когда прошения закончились, Оуньял'ам поднялся со своего кресла — вернее, отцовского, которое для этого дня всегда устанавливалось на край помоста. Все низко поклонились. Как Принцу Империи ему не нужно было вежливо прощаться, поэтому он просто помчался по огромному залу прямиком к открытым дверям, и двое его личных гвардейцев последовали за ним.

Проходя мимо Аиши, Оуньял'ам изо всех сил старался не смотреть на нее, и все же мудрость ее суждений звенела в его голове. Никто другой в императорской палате не дал бы подобного ответа.

Все это мытарство немного утомило его. Оставив за спиной судебную палату с куполом, он направился в свои личные покои преисполненный надеждой хоть немного отдохнуть.

Но как только он завернул за угол, он поймал на себе пристальный взгляд Фарида и остановился.

— В чем дело?

— Ни в чем, мой принц.

Фарид был с ним… да сколько же? Лет одиннадцать может? Решение о его назначении было изначально обдуманным. Он верен, храбр и искусен в ближнем бою, но лицо его выражало больше, чем хотелось бы. Притом он мог гораздо чаще высказывать свое мнение, что было бы не разумно для человека с его положением.

— Что-то не так, — не отставал Оуньял'ам.

Юный Иса был ошарашен, а затем смущен такой чудесной беседой.

Фарид скривил рот, готовясь разразиться гневом.

— Мой принц, я… я не понимаю, почему вы продолжаете дразнить советника А'Ямина… подогревая его какими-то мелкими фермерскими спорами? Вы видели лицо советника? Капитан Нажиф почти не спит, поскольку его терзает волнение. Он на грани ухода с поста вашего официального дегустатора и в шаге от того, чтобы отказаться лично пробовать ваши блюда.

Оуньял'ам стоял неподвижно. Он не мог припомнить, чтобы кто-нибудь хоть раз говорил с ним таким образом, не говоря уже о ком-то из его личной охраны. Нажиф, конечно, никогда не был таким смелым. Но сильней поражало другое.

— Нажиф не спит?

Фарид отвел взгляд.

— Нет, мой принц… прошу, простите меня. Я наговорил лишнего.

Оуньял'ам немного помолчал. Он считал себя здравомыслящим и наблюдательным, но ему и в голову не приходило, — хотя должно было бы, что его неприязнь к советнику может вот так напрямую повлиять на других.