– То есть вы все знаете? – уточнила я.

Ивонн медленно закивала головой.

Грусть, которую я читала в ее глазах, была настолько сильной, что мне с трудом удавалось сдерживать слезы.

– Но как вы…, – я прикрывала рот руками, чтобы Ивонн не видела, как сильно я волнуюсь, – как вы могли их отпустить?

– Они не спрашивали моего разрешения, – развела руками Ивонн.

Я смотрела на нее и думала: либо она слишком мудра – настолько мудра, что я никогда не смогу постичь причины, по которым она отпустила своих детей в безвременье, либо просто привыкла пасовать перед трудностями. В любом случае я была рада, что обнаружила ее адрес в кармане своей куртки. Что бы ни случилось, эта женщина поможет мне обустроиться в новом времени.

– А как же Бернар? – спохватилась я. – Он вернулся?

Ивонн опустила глаза. Несколько секунд она молча смотрела в окно, затем сделала глоток чая, выпрямилась и произнесла:

– Не все сразу, Вивьен. Ты обязательно узнаешь о том, что случилось с Бернаром. Но не сегодня.

В тот момент я поняла, что Бернара я больше не увижу. Взгляд Ивонн рассказал мне о том, что с ним случилось нечто необратимое и он никогда не сможет вернуться в свое время. Страх, который сковывал мое тело, сменился пустотой. Внутри меня образовалось огромное зияющее пространство, и я прекрасно понимала, что мне понадобятся месяцы, если не годы, чтобы его заполнить. На какое-то мгновение мое сердце остановилось и я перестала дышать. Мир вокруг меня разрушился не тогда, когда я согласилась на безумную авантюру, предложенную Камиллой, и не тогда, когда я оказалась в двадцатых годах двадцать первого века. Это случилось в момент, когда я осознала, что больше никогда не увижу Бернара. Ивонн заметила, что в моей душе разворачивается настоящий бунт и заботливо положила руку на мое плечо.

– Не переживай, милая, – нежно произнесла она, – я тебе помогу.

– Правда? – всхлипнула я, будучи не в силах сдерживать тоску, которая накатывала на меня словно огромная волна.

– Конечно, – заверила меня Ивонн. – Должна же я хоть о ком-то заботиться. Мои дети отправились в прошлое, а мой муж от меня ушел. Но это вовсе не значит, что у меня не хватит любви, чтобы приютить и согреть прекрасную смелую женщину, которая рискнула жизнью ради моего сына.

Я улыбнулась. Ивонн знала обо мне гораздо больше, чем я думала, отчего мне было не по себе.

– Так из какого ты времени, милая? – спросила меня Ивонн.

Я расправила плечи. Мне предстояло рассказать Ивонн некоторые факты своей биографии. Впрочем, думаю, ей было просто интересно узнать, в какое время отправился ее сын.

– Я родилась в тысяча девятьсот двадцать седьмом, – сказала я. – С Бернаром мы познакомились в тысяча девятьсот пятьдесят девятом. Встречалась около трех месяцев, после чего он сделал мне предложение.

– Предложение, – задумчиво произнесла Ивонн. – Это чудесно.

Ивонн продолжала сохранять спокойствие. У меня складывалось впечатление, будто она вообще не умеет волноваться. Я обвела взглядом кухню и представила, как буду пить кофе по утрам, глядя на здания, которые были мне абсолютно незнакомы, а Ивонн будет готовить мне тосты с кленовым сиропом. Я знала, что проведу здесь как минимум несколько месяцев. Мне безумно хотелось, чтобы квартира, где когда-то жил Бернар, стала мне тихим, уютным убежищем, а Ивонн – подругой, которой я смогу рассказывать о том, как проходит моя адаптация в новом мире, и где-то в глубине души я чувствовала, что так и будет.

– С Днем Рождения, Лоретт! – радостно прокричала Амели и протянула мне бокал шампанского.

Я не чувствовала в себе сил устраивать праздник, но Амели решила устроить его за меня. С тех пор как я стала вести затворнический образ жизни, она регулярно приходила ко мне в гости. Ей казалось, что у меня еще есть возможность прожить остаток дней весело и задорно. А мне вовсе не хотелось веселиться. Я прекрасно себя чувствовала в одиночестве, и Амели была единственным человеком, с которым мне хотелось общаться.

– Спасибо, дочка, – произнесла я, едва сдерживая слезы.

На самом деле, Амели не была мне дочкой, но, глядя на нее, я каждый раз думала о детях, которых у меня никогда не было. Если бы у меня была дочка, мне бы хотелось, чтобы она была похожа на Амели. Добрая, отзывчивая, влюбленная в жизнь – она была для меня воплощением нежности, благородства и мудрости. Мне было приятно, что из всех моих родственников именно она проявляла ко мне искреннюю заботу.

Я сделала глоток шампанского. Амели последовала моему примеру. Было воскресенье. Ее муж был на работе (он держал бакалейную лавку недалеко от Люксембургского сада), а дочка занималась танцами. Я смотрела на нее и думала о том, как бы сложилась моя жизнь, если бы я была такой же доброй и отзывчивой, как она. Возможно, мне бы удалось открыть собственный бизнес, научиться готовить вишневый пирог и завести пару-тройку детей. Но я всегда была мизантропом. Когда я возвращалась домой после долгого рабочего дня, мне хотелось лишь одного: побыть в тишине. Вся моя жизнь проходила в тишине и покое. Мне никогда не хватало смелости, чтобы выйти из зоны комфорта.

– Может, прогуляемся? – предложила Амели. – На улице прекрасная погода.

– Нет, милая, – замотала головой я. – Я что-то неважно себя чувствую.

– Да? – испуганно спросила Амели, прикладывая руку к моему лбу. – Черт возьми, у тебя температура!

От страха Амели поджала губы. Она знала, что у меня не бывает температуры – только в том случае, когда происходит нечто ужасное. Вчера вечером я почувствовала жуткую слабость. Я сразу поняла, что случилось что-то страшное и необратимое – то, на что я никак не могла повлиять. Я закрыла глаза и увидела образ Бернара – прекрасного молодого человека, которого я тоже считала своим сыном. Он не был ко мне так внимателен и заботлив, как Амели, но у него было большое и доброе сердце, и я чувствовала ответственность за его жизнь. Я чувствовала ответственность за всех, кто обладал тем же даром, что и я. Забавно. Все называют это даром, но, если честно, я склонна думать, что это скорее проклятие, именно поэтому я так и не решилась воспользоваться возможностью совершить путешествие во времени и перенестись в ту эпоху, где, возможно, мне было место.