Приехавший наутро лекарь всех успокоил: мол-де вчерашние выходки пациентки – хороший признак, они свидетельствуют о том, что ее травмированное естество полностью восстановилось, и у нее близятся ежемесячные женские дни. Прописал отвар для успокоения нервов.

– Щеки-то знатные наел, – вынесла вердикт матушка, после того как за ним закрылась дверь. – Видать, жрет без меры, хоть и не ходит под дланью Тавше, оттого и пузо впереди него в дверь лезет. Ты смотри у меня, чтоб больше не вытворяла, а то мы на всю Аленду деревенщиной прослывем!

И послала прислугу в аптеку за корешками для отвара.

– Ничего больше не вытворю, матушка, – покладисто заверила Глодия.

На нее поглядели недоверчиво, но в оставшиеся несколько дней она вела себя примерно. Она уже приняла решение и, набившись в компаньонки к Лабелдонам, отправилась в Мадру: растяпы-дознаватели упоминали при ней о том, что Дирвен с Лормой сбежали в Исшоду – южную страну под властью волшебного народца.

Исчезла она по-умному, чтобы не сразу хватились. За день до отъезда попросилась в лечебницу на обследование, матушка и рада была ее туда сплавить. Саквояж с вещичками прихватила с собой, пациенты иной раз приносят все свое. И когда молчком уходила оттуда с этим саквояжем, никто не всполошился: видать, домой отпустили, дело хозяйское. А Глодия прямиком на вокзал – и до свиданья.

В Сакханде она застряла, как рыбешка в мережке. Ушла от Лабелдонов, купила здешнюю одежду, сняла дрянную комнатенку в гостинице поблизости от Докуям-Чара – а дальше-то что?

Для начала ей нужно добраться до Очалги – ларвезийской колонии на дальнем юге, за Олосохаром, на границе с Исшодой. Беда в том, что обычные караваны туда не ходят, только боевые отряды Светлейшей Ложи, к которым прибиваются торговцы. Ей с ними нельзя: маги и амулетчики, чего доброго, распознают, что она тоже амулетчица, начнут выяснять, кто такая, и отправят обратно в Аленду.

С утра до вечера Глодия вертелась среди людей: усваивала сурийскую речь и пыталась разузнать, как бы ей попасть, куда надо, не связываясь с Ложей. Преуспела только в первом, израсходовав три языковых амулета (Дирвен говорил, у них тот недостаток, что они работают в течение недолгого срока после активации, и надо вовсю пользоваться, чтобы артефакт не пропал зазря). А по части второго – ничегошеньки. Это что же получается, даже на чужбине, в Мадре, куда ни плюнь – попадешь в агента Ложи! Глодия испытывала и патриотическую гордость за свою страну, которая этак до всех докопалась, и досаду, что из-за этого рушатся ее планы. Каждый день она ходила в храм Зерл Неотступной и просила богиню преследования посодействовать ей с оказией до Исшоды.

– Как же так?.. – пробормотал гнупи, обескуражено глядя на господина. – А может, мы его лучше поколотим?.. Или заколдуем так, чтоб не смог сам расколдоваться? Как же без него-то…

– Увы, Шнырь, такие, как он, не должны долго жить. Его жизненный опыт надо обнулить, и это единственный гарантированный способ.

В груди у Шныря что-то заныло – не так люто, как в том страшном зимнем видении про собаку, но все равно стало тоскливо. А господин Тейзург сидел в кресле с бокалом вина – бледнее покойника, недобро сощуренные глаза сияют расплавленным золотом. Как на поминках. Гнупи горестно шмыгнул носом.

– Шнырь, мне самому грустно, но деваться некуда. Придется его убить. Я не могу допустить, чтобы он стал сильнее меня. Сейчас мы на равных, однако с учетом того, что он за сущность, такой риск есть. Да еще и дели его с теми, с другими, с третьими… Это невыносимо и оскорбительно. Обычно Стражи долго не живут – они рано погибают и возвращаются в новом воплощении, словно цветок, который цветет недолго, и потом на той же ветке раскрывается новый бутон. Поверь, Шнырь, так для всех будет лучше. И это не будет преступлением, я всего лишь помогу свершиться необходимому – согласно заведенному в Сонхи порядку. Я сделаю это правильно, максимально щадящим способом.

– Северный Пёс за него осерчает! – уцепился за спасительный довод Шнырь.

Планы господина его огорошили не хуже, чем заклятье экзорциста или выплеснутые из окошка на голову помои. Вдобавок он и сам не мог понять, из-за чего так расстроился: хотел же отомстить рыжему ворюге… Да, но он ведь не хотел, чтобы рыжий насовсем исчез…

– Хантре не исчезнет, не беспокойся, – криво усмехнулся господин, словно угадав, о чем подумал насупленный собеседник. – Родится снова, и мы его найдем.

– А он будет помнить про то, как у меня крыску отнял, и про все остальное?

– Нет. В том-то и смысл этой операции. Шнырь, я хочу сделать, как лучше. Исчезнуть он может, если его не убить. Осознает свою истинную природу – и уйдет к себе подобным, – закатив глаза, Тейзург глянул на потолок с белыми лепными ирисами.

– По чердакам что ли будет ошиваться, заодно с другим кошачьим сбродом?

– Да если бы. Есть тут всем известная парочка альтруистов, которым никто слова поперек сказать не может… И вряд ли они станут возражать, если к ним присоединиться еще и третий. Обрадуются и свалят на него часть своей работы! – новая кривая ухмылка получилась у господина еще выразительней предыдущей. – После того, что произошло в Хиале, такой риск нельзя сбрасывать со счета. На первый взгляд, в этом ничего страшного, но… Но я этого не хочу. Шнырь, он мой. И мне он нужен такой, как раньше, а не такой, каким он может стать, если его сейчас не остановить. Одну я уже потерял, не хочу еще и другого потерять.