Шрифт:
– Ды-а-а, - сквозь стиснутые зубы процедила Анька, - чо на-а-ада?
Голос в трубке изумленно замолк.
– Аня?
– удивленно переспросила Елена Петровна.
– Ды-а-а-а, - таким же гнусным голосом циничного убийцы ответила Анька.
– Чо-о-о?
– Что значит - «чо»?
– Елена Петровна пришла в себя мгновенно, ее голос окреп, и она завизжала, как резаный поросенок.
– Ты как со мной разговариваешь?! И почему ты отвечаешь, я звоню дочери! Дай мне немедленно Марину!
– Ага, дочери, - огрызнулась невоспитанная Анька.
– Спохватилась. Нет больше Марины Полозковой, есть сеньора де Авалос. И она не желает с вами общаться. Категорически.
– Что значит нет?!
– всполошилась Елена Петровна.
– Где она?! Что с ней?!
– Замуж она вышла, - прошипела с ненавистью Анька.
– Все, не мешайте!
Она дала отбой, снова, но не прошло и минуты, как телефон снова завозился в ее пальцах, и Анька, шепотом изрыгая самые жуткие ругательства, такие, что Иисус на распятиях краснел, снова приняла вызов.
Елена Петровна рвала и метала. Краем глаза Анька видела, как Эду надевал на тонкий пальчик Марины блестящее золотое кольцо, улыбаясь, посмеиваясь над оробевшей невестой, и как она украшает его руку точно таким же кольцом. Священник пробормотал сакраментальное «можете поцеловать свою невесту», и Эду стиснул свою Марину в объятьях, целуя ее запрокинутое лицо так жарко и страстно, что, кажется, сушеные воблы в первом ряду покраснели от смущения и их потускневшие глаза увлажнились и заблестели.
– Дай мне поговорить с дочерью!
– визжала Елена Петровна.
– Что значит - вышла замуж, за кого?! Если она потом приползет на брюхе, я и не подумаю ей помогать! Сама наворотила дел, сама пусть разгребает!
– Идите нахер, - культурно проговорила Анька и отключила телефон.
***
Вероника нарочно села рядом с проходом.
Она очень волновалась, переживала, что кто-нибудь обратит внимание на то, что у нее огромная тяжелая сумка. Эта вещь была несуразная, не подходящая к одежде Вероники, но там лежал ее камень. Тот самый, которым она собиралась разбить лицо невесте.
Верника время от времени запускала в сумку руку и ощупывала пористый бок камня, пересчитывая подушечками ставшие уже знакомыми сколы, редкие гладкие выпуклости. Она все рассчитала; когда Полозкова - теперь уже сеньора де Авалос, - подойдет ближе, оучая поздравления, Вероника встанет со своего места и тоже вроде как подойдет поздравить… Один прыжок, всего лишь один длинный шаг, и Вероника будет рядом, а потом… два удара в лицо.
Один по глазам, другой по носу.
Этого будет достаточно, чтобы раскрошить нос, зубы, выбить глаза. Если Полозкова останется жива, то Эду всю жизнь будет жить с уродом. С калекой; или не будет… Но сегодня он будет несчастен. Сегодня он познает боль, пожалуй, сильнее, чем Полозкова. Сегодня его красивая юная невеста для него умрет, останется несчастный урод, постанывающий всю жизнь, кривящий лицо из-за переломанных челюстей… И ему останется либо исполнять свой супружеский долг и жить с изуродованной женщиной, либо блудить налево и направо… правда, есть еще вариант разойтись. Но, наверное, Эду не бросит Полозкову, пожалеет. Совесть не позволит. Так и будет жить - глядя на изуродованную жену и вспоминая этот страшный день, который должен был стать самым счастливым…
Когда Эду целовал Полозкову, томно откинувшую назад голову, покрытую мантильей, Вероника отвернулась, чтобы не вскочить с места тотчас же, не рвануть к новобрачным и не отдубасить их обоих своей сумкой. Гул голосов поздравляющих слипся в один ком, и Вероника только по нарастающему гулу поняла, что новобрачные шли от алтаря к выходу.
Крепче сжав ручки своей сумки, Вероника встала, чувствуя, как у нее пересохло от волнения во рту. Она видела лишь их двоих - Полозкову, сияющую от счастья, и Эду, который то и дело прижимал ее к себе и целовал, целовал - томно и долго, так, что неловко было видеть эти откровенные, полные желания поцелуи.
«Сейчас, - билось в висках у Вероники.
– Сейчас они подойдут поближе… еще пара шагов…»
Молодожены были уже близко, до ее обоняния уже долетел запах парфюма Эду - горьковато-свежий, - и Вероника с отчаянной смелостью подумала, что, возможно, ей удастся убежать, когда Полозкова упадет и возникнет суматоха…
«Главное, первым делом попасть по носу, - стучало в голове Вероники, когда она запустила руку в сумку и снова нащупала камень.
– По носу! Как можно сильнее!»
В этот миг Полозкова глянула на нее, и Вероника даже изумилась, как девчонка изменилась. Ей даже показалось, что это кто-то другой глянул на нее изумительными и прекрасными глазами, не та тихая и скромная девчонка, которую Вероника привезла с собой. Девушка - жена Эдуардо, - была невероятно красива, настолько, что дух захватывало, и Веронике даже жаль было, что сейчас ее собственные руки изувечат эту совершенную, тонкую красоту.
Она почти вынула камень из сумки, вцепившись пальцами в его удобные шершавые бока, и ступила ближе к проходу, все так же глядя в лицо Полозковой. Та, верно, ждала от нее каких-то слов, поздравлений, и так и не отвела взгляд, когда Вероника уверенно шагнула к ней, почти вынув руку с камнем из сумки…
– No no no no, se~nora!
– полицейский со скучными серыми глазами словно из-под земли вырос. Он перебежал дорогу молодым, как драный уличный кот, и Вероника не сразу поняла, что ее держит и не дает сделать последний шаг. Она рыдала в голос, содрогаясь всем телом, дергаясь, пытаясь вырвать свои руки из железных пальцев блюстителя порядка.