Шрифт:
Я медленно встаю из-за стола, пристально смотря в глаза Илаю. По его лицу пробегает тень страха – видимо, мой взгляд выражает вселенскую ненависть, и он боится, что я могу обрушить ее на него.
– Илай! – кричу я на все кафе и чувствую, как люди, мирно сидящие за столиками и потягивающие кофе, с опаской поворачиваются в нашу сторону. – Ты – законченный эгоист! – продолжаю я, и мои возгласы разносятся по всему Флоксвиллу, нарушая покой моего любимого города. Они звучат в унисон страшному ветру и раскатам грома, которые раздаются в самых недрах моего сердца, превращая его в непробиваемый камень. – Мы были так счастливы, – провозглашаю я сквозь накатывающие слезы, взмахивая руками, – а ты взял и уничтожил все то, что мы так долго выстраивали! Ты не просто меня предал, ты решил нанести мне двойной удар и трахнул женщину, которая тебе совершенно не подходит!
– Но, Сара, – пытается возразить Илай, – ты совсем не знаешь Нэнси…
– И не хочу знать! – декламирую я и ударяю кулаком по столу. – И если она приблизится к моим детям, клянусь, ты больше их не увидишь!!!
Илай замирает в недоумении. Он смотрит на меня так, словно я объявила ему смертный приговор. Я чувствую, как его тело пронизывает дрожь.
– Ты не посмеешь, – еле слышно произносит он.
– Еще как посмею! – отвечаю я.
Я вдруг понимаю, что нахожусь в центре внимания десятка людей. Посетители кафе даже не пытаются сделать вид, будто заняты своими делами. Им безумно интересно знать, что происходит между мной и Илаем. Но мне плевать. Я должна дать волю эмоциям, которые так долго копились в одной из потайных папок моей души.
– Я тебя ненавижу, – произношу я срывающимся голосом, и из моих глаз капают слезы.
Все. Я, наконец, сказала то, что полгода хранила в глубине своей души, под эмоциональными завалами – там, где уже очень долго не светит солнце и не распускаются цветы. Теперь мне должно стать легче. Я спешно надеваю пальто, бросаю на Илая взгляд, исполненный ненависти и отвращения, и выбегаю из кафе. Я чувствую, как он смотрит мне вслед. Наверное, он думает, что я сошла с ума. За десять лет брака я ни разу не повысила на него голос. Когда он был не в духе, я оставляла его одного, не говоря ни слова. Если он забывал про нашу годовщину, я даже не думала на него ругаться: я просто улыбалась и делала вид, будто мне плевать. Но сегодня я выразила злость, которая созревала во мне десять лет.
Я пробегаю мимо припаркованных машин и оказываюсь в парке, над которым сгущается небесная мгла. Мое дыхание становится беспорядочным и хаотичным – словно звуки сломанного двигателя. Я несусь по дороге, осененной полупрозрачными тенями, которые отбрасывают ветви могучих дубов, минуя лавочки, инсталляции из гирлянд, игрушек и мишуры и рождественские палатки, где продают сладости, специи, косметические принадлежности ручной работы и фигурки для украшения интерьера. Я набираю скорость. Я бегу так быстро, что не успеваю рассмотреть лица людей, которые неспешно бродят вдоль палаток в надежде присмотреть необычные игрушки или деликатесы. Я пробегаю торговые ряды и оказываюсь на открытом поле, где в летнее время цветут вишневые деревья. Я резко торможу и падаю на землю. Мое тело полностью истощено. Ему нужна передышка. Я переворачиваюсь на спину и устремляю свой усталый взор в бескрайнее небо. Лучики солнца по-прежнему пытаются пробиться сквозь темные тучи, словно остатки моего праздничного воодушевления сквозь непробиваемую стену ненависти. Я прислушиваюсь к шуму ветра и пытаюсь делать глубокие вдохи. До меня доносятся звуки веселья: люди ликуют, смеются и продолжают праздновать рождество. Жаль, я не могу разделить их радости. Меня предал весь мир. Я отказываюсь верить в счастье, любовь и милосердие, хотя еще вчера мне казалось, что я начинаю приходить в себя. Я больше никогда не испытаю ни радости, ни эйфории, ни сексуального возбуждения. Мне не принесет удовольствия ни творчество, ни прогулка по парку, ни ужин с подругами, ни душевная беседа с тетей Мэй. Отныне я превращаюсь в сухую, бесчувственную стерву. И если в моей жизни снова случится эмоциональное потрясение, я не пролью ни слезинки. Если кто-то сделает мне больно, я дам волю своему гневу. Наверно, будет лучше, если я повешу на свое сердце большой железный замок. Кто знает – вдруг я умудрюсь снова влюбиться.
Мысли роятся в моей голове словно бабочки в круглой банке (кажется, это называется бабочкарий). Мое дыхание постепенно приходит в норму. Однако я по-прежнему в бешенстве. Видимо, я выразила не всю злость.
Я поднимаюсь с земли, встаю на ноги и снова начинаю набирать скорость. Я пересекаю огромное пустое поле и выбегаю на тропинку, ведущую к шоссе. Я несусь мимо деревьев, приветствующих меня обнаженными ветвями, и опушек, на которых я раньше частенько устраивалась с книгой или свежим номером психологического журнала.
Пока я бегу, беспорядочные мысли постепенно покидают мою голову. Я снова вижу лучики солнца. Ветер постепенно затихает. Звуки вокруг меня трансформируются в приятную, незатейливую мелодию, напоминающую мне о том, что завтра будет новый день: я проснусь, приготовлю завтрак, отвезу детей в школу, а затем вернусь домой, закроюсь в своем любимом кабинете и начну писать первый сценарий о приключениях Мисс Смузи.
Я разгоняюсь и чувствую, как мое тело избавляется от тягчайших оков. Я готова бежать так через весь парк и жилой квартал на окраине Флоквилла, мимо озера, у которого мы часто отдыхали с Илаем и детьми, минуя дома, церкви и магазины.
Я выбегаю из парка и останавливаюсь, чтобы проверить нет ли на шоссе машин. Пусто. Я снова разгоняюсь и перебегаю дорогу. Внезапно я слышу звук мощного удара где-то слева от меня. Я торможу и пытаюсь повернуть голову, однако понимаю, что не могу пошевелиться. Я оказываюсь в воздухе – примерно в полутора метрах от земли и успеваю заметить, что вправо от меня на бешеной скорости несется белый седан. Я приземляюсь на землю и чувствую, как со всей силой ударяюсь об асфальт. Я лежу на дороге, пытаюсь пошевелить руками. Тщетно. Мои глаза закрываются. Мое тело содрогается от адской боли. Я издаю странный звук, похожий на скрип старой двери, и погружаюсь в тотальное, безграничное небытие.
Я оказываюсь в темном пространстве. Что это? Больничная палата? Тюремная камера? Подвал старинного особняка? Я протираю глаза, но тут же зажмуриваюсь от темноты. Внезапно я вижу приглушенный свет прямо передо мной. Я медленно поднимаюсь и начинаю двигаться в его сторону.
Темный коридор заканчивается. Я оказываюсь на просторном поле, залитом ослепительным солнечном светом. Где-то вдали виднеются маленькие коттеджи с черепичными крышами. Внезапно прямо напротив меня появляется беседка, увитая виноградным плющом. В беседке сидит мужчина лет сорока, одетый в голубую рубашку и белый костюм. Он смотрит на меня и улыбается мне так, словно мы знакомы сто лет. Я встаю на ноги и вдруг обнаруживаю, что на мне практически нет одежды – лишь полупрозрачный шелковый пеньюар. Мне становится неловко и я опускаю глаза.