– А ты как тут оказался? – спрашиваю я Ноа.

Он отводит взгляд и наливает себе чай. Я вижу, что он не хочет рассказывать о себе. Но мне сейчас очень нужна поддержка. Возможно, его история придаст мне сил.

– Это долгая история, – отвечает Ноа, отпивая чай. – Как-нибудь расскажу.

– А вы тоже не чувствуете вкусов? – интересуясь я, внимательно наблюдая за тем, как меняется лицо Ноа в момент, когда он делает глоток чая.

– Чувствую, – отвечает мне Ноа. – Я здесь уже десять лет.

– Десять лет? – изумленно восклицаю я.

Ноа печально кивает мне в ответ.

Вот уже десять лет он живет вдали от дома, в странных краях, осененных зефирными облаками. И как только он умудряется сохранять бодрость духа? И почему там, наверху, так долго не могут принять решение по его делу? Разве может быть человек одновременно добрым и злым? Впрочем, он утверждает, что и мой моральный облик далеко не однозначен. Неужели я тоже могу задержаться здесь на десять лет? Боюсь, для меня это будет чересчур. Но я уверена, есть способ быстро реабилитироваться в глазах небесной комиссии и вернуться к обычной жизни. Точнее, просто к жизни. Интересно, кто-нибудь уже посещал меня в больнице? Мне нужно срочно связаться с тетей Мэй.

Внезапно меня осеняет: у меня нет телефона. Это значит, что все то время, пока я буду выполнять административную работу, я буду лишена связи с внешним миром. Впрочем, даже если бы у меня был телефон и я бы позвонила Аманде или тете Мэй, что бы я сказала? Привет. Звоню с того света. У меня все хорошо. Не волнуйтесь обо мне. Надеюсь, к ужину буду дома.

– Ты должна будешь поступить к работе завтра утром, – говорит Ноа, по-прежнему не желая рассказывать мне о себе. – Точнее, когда там, внизу, будет утро, – исправляется он.

Что это значит? Что здесь нет ни дней недели, ни времени суток? В таком случае как я пойму, что на Земле наступило утро?

На меня накатывает чувство тревоги: страшное, непередаваемое, поглощающее меня изнутри, совсем не похожее на то, что я испытывала, пока была жива. Странно. Я не чувствую вкус чая, но испытываю страх, ненависть, боль, обиду и негодование. Может, здесь мне суждено впервые за долгое время испытать и чувство радости? А то, что я не чувствую вкус чая, так это даже к лучшему. Я ведь терпеть не могу чай. И даже смерть не заставит меня его полюбить.

Чувство тревоги, зародившееся на потайных уровнях моего подсознания, постепенно обретает размеры кухни. Боюсь, мне не помогут ни дыхательные упражнения, ни медитация, ни клубничный чизкейк, ни бокал каберне. Впрочем, наверно, мне не стоит рассчитывать на изысканную еду. Все-таки я нахожусь совсем недалеко от того света, здесь, наверно, даже ресторанов нет.

Я думаю о детях. Представляю, как Барни играет с Мистером Арчибальдом, Дороти раскачивается на качелях, а тетя Мэй готовит им утренние блинчики и читает мои книги.

Я думаю о Мисс Смузи. Мне жаль, что я пока не успела дать ей всю любовь, которая вот уже три года зреет в моем сердце. Интересно, пока я лежу в больничной палате, подключенная к аппаратам, лишенная воли, энергии и жизненной силы, кто-нибудь будет читать мои книги? В любом случае, даже если мои маленькие читатели останутся преданы Мисс Смузи, мне бесконечно обидно, что ее жизнь оборвалась так несправедливо рано. Впрочем, я еще ей займусь. Как только вернусь в свое тело и продолжу свой жизненный путь. Ведь я не успела пройти его до конца. А значит, непременно уйду отсюда.

Я не знаю, что делать с чувством тревоги. Пожалуй, чтобы оно оставило меня в покое, мне стоит увидеть детей. Я должна знать, что с ними все в порядке.

– Скажи, – снова обращаюсь я к Ноа, – я могу увидеть детей? Может, есть способ выйти с ними на связь?

Ноа усмехается. Видимо, моя идея выйти на связь с детьми, пока я нахожусь между жизнью и смертью, показалась ему смешной.

Я смотрю на него умоляющим взглядом. Мне очень нужна его помощь. И он это знает. Его усталый взгляд говорит о том, что через него уже успели пройти десятки таких, как я. Наверное, он бы хотел мне помочь. Но десять лет маргинальной жизни напрочь лишили его нежности, трепета и сочувствия. Я для него лишь одна из многих потерянных душ.

– Ты сможешь наблюдать за своими близкими не более пяти минут в день, – равнодушно произносит Ноа. – По ноутбуку.

От удивления я слегка поднимаю брови. Как я смогу наблюдать за близкими по ноутбуку? Он что, подключен к земному миру?

– Сцены выбираются рандомным способом, – продолжает Ноа.

Я киваю головой. Мой взгляд рассеянно блуждает по кухне. Я пытаюсь собраться с мыслями и сосредоточить свое внимание на экране ноутбука. Тщетно. В моих глазах все плывет: словно дом, в котором я оказалась, размыло водой. Когда мне, наконец, удается зафиксировать взгляд на экране, я вижу, что он абсолютно пуст. На нем нет ни папок, ни файлов, ни логотипов – ничего того, что напомнило бы мне о моей земной жизни.