Говорят, люди стали совсем невнимательными. Не замечают, что рядом с ними в городах живут фейри. Забыли, как разговаривать с духами лесов и степей. И только с немногими людьми случается что-то из ряда вон выходящее.
Герои этой книги — как раз из таких, особенных. Реальность для них порвалась, обнажив таинственное сказочное нутро. Но там, где чудо, водятся и чудовища: из плоти и крови и те, что внутри. Значит, сказка окажется непростой, значит, за себя придётся сражаться.
Это сборник из почти сорока рассказов, написанных петербургским писателем Кириллом Щедриным. Магический реализм, современная мифология, сюрреализм, мистика, даже хоррор — эти слова могли бы определить жанр книги, но только упростили бы и ничего сказали по сути. В сухом остатке получается: современная русская проза, то, какой она может быть, то, какой она должна быть.
Содержит нецензурную брань.
Сказки для пения в перевёрнутом лесу
Туман
В мире нет очевидного, понял я в тридцать и продал квартиру.
Положил деньги в прозрачный файл, бросил посередине пустой комнаты и вышел на балкон.
Едкий зеленый чай в термосе, сверток на полу, тугой бесформенный рюкзак – и я.
Сел на перила, удивился, как легко держать равновесие, теперь-то. И меня съела разноцветная влажная ночь.
Луна разливалась темной зеленью по небу, двор отвоевывали фонари – осенней рыжиной, в которую провалились подслеповатые пятиэтажки. У железнодорожных путей притаился туман, готовый подступать ближе и ближе. Плавил очертания. Растушевывал свет.
Нельзя смотреть на туман, подумал я. Только сквозь него.
И тогда же спрыгнул на пол, забыл о чае и поспешил к рюкзаку, распаковывать ноутбук.
Если в мире нет очевидного, лучше держаться за воздух.
Дальше было труднее: оказалось, предсказать туман непросто, и сайты прогнозов молчали. Только на следующий день, сидя в кафе, прислонившись к остаткам своих вещей, я навел справки: кому позвонить, сколько заплатить. Вечером сел в поезд, и он повез меня в соседний областной центр.
Когда мы подъезжали, а я едва разлепил сонные веки, понял: работает, не обманули. Двойные очки: я смотрел сквозь стекло с белесыми следами пальцев и сквозь негустую, слабую дымку. Потом – плотнее и плотнее.
Мои маршруты ломались, складывались на карте в мешанину линий – сначала рисовал их, смотрел, думал найти в этом узоре смысл. Потом уже не старался.
Везде туман был особенным. Светился огнями фонарей разных цветов, таил в себе: просторные и узкие дворы, новостройки в двадцать пять этажей и покинутые избы, леса, поля, одинокие деревья, коров, бизнесменов, слепых старух, нелепо раскрашенных школьниц, трехногих собак.
Они все казались другими, когда туман их отпускал. Но что я знал о каждом этом доме или человеке? Через месяц погони я понял, что туман не скрывает, а показывает главную правду: горизонта не существует, вещи размыты, очевидного нет.
Когда в очередном городе ко мне подошел бездомный, я уже нашарил пригоршню монет. Как обычно бывает, он сцепился со мной глазами еще за несколько шагов, я знал заранее – попросит.
– Извините, можно у вас спросить… – начал он, и я выдал ему заготовленные кивки и достал руку из кармана. – Что вы ищете в жизни?
Я смешался. Посмотрел на лицо бездомного и увидел там улыбку такую добрую, какую не видел на лице ни одной возлюбленной. Такую, что крошит все щиты в пыль.
– То, что нельзя найти, – подходящие слова нашлись едва ли через полминуты. – То, что не могу догнать.
– Так, может, и не надо бежать? – с усмешкой спросил он и развел руками, почти театрально – я покрылся мурашками. – Встань и жди, когда оно само тебя догонит.
Туман и так был настолько густым, что в нем будто заваривалась эта улица с толпами людей, гуляющих в воскресный вечер, с песнями уличных музыкантов, перекрикивающих друг друга, с визгливой рекламой на повторе. Звуки глушили спокойствие, которое осело во мне, но я не двигался. Закрыл глаза.
Когда открыл – ровно на том щелчке внутреннего секундомера, где я сбился со счета – все стало серым. Ослепительно-серым, идеально пустым, щемяще никаким.
Осталось ли мое тело? Я уже ничего не видел и только чувствовал, как расщепляюсь на мелкие капли.
Секунда – и через меня побежали прохожие, бродячие собаки, полился струей свет ближайшей витрины.
Очевидное есть. Это туман.
Птицы
Недавно мне рассказали об одном человеке.
Он заблудился в лесу – да, в нашем лесу – и замерз. Дело было осенью, мокрый холод расползся по телу. С собой у него почти ничего не было, даром что на плечах висел целый рюкзак глупых городских вещей. Но когда он порылся, нашел там спички и блокнот. На ближайшей поляне разгреб листву, натаскал хвороста и немного дров. Выбраться, подумал он, получится еще нескоро, а колотит уже так, будто умру через несколько минут.
Вспыхнул огонь – и первые же язычки пламени, захрустевшие бумагой, согрели его. Ломота и ноющие мышцы, лед, в который превратились кости пальцев, – все забылось, будто и не было. Он улыбнулся и сел ближе, еще ближе. Костер, разгораясь все сильнее, не жег его, а только ласкал. Наконец занялась и древесина.
Тогда человек сказал слова – какие-то особые, шепнул огню как на ухо. И лес озарился белым.
Из горящих поленьев в рукава к человеку залетели три птицы. Ворон стал его новыми руками, и каждое перо прорезалось жилками от локтей до запястий. Ласточка раздвинула прутья грудной клетки и забилась там новорожденным сердцем. Сова спряталась в черепе, и глаза человека распахнулись шире.
Он смотрел вокруг и не узнавал – или нет, будто впервые смотрел на мир. Сумерки, которые уже спустились по стволам и осели чернотой на земле, вспыхнули, и все стало живым. Такой глубины каждого цвета он еще не видел. Листья зашевелились под дуновением ветра, и человек услышал голос каждого из них. Он различал даже течение соков в деревьях. И когда он наклонился, чтобы погладить траву, она сама тронула его пальцы.