И везу его дальше. Он притих. Подхожу к лифту. А надо сказать, что везти его можно было двумя путями: поверху и через подвал, где морг.

Так вот, захожу в лифт, меня спрашивают:

– Куда – наверх или в морг?

Я говорю:

– В морг.

Паренек белеет и начинает что-то бормотать о врачах-убийцах. Когда добрались до низа, он начал орать уже во весь голос:

– Спасите, помогите, убивают!

А все видят, что человек явно не в себе, ремнями к кровати прикручен, и внимания на это никакого не обращают. Кто-то успокаивает:

– Это не больно, потерпи: раз – и готово, – и т. д.

Паренек понимает, что это вселенский заговор, вспоминает все фильмы, где у людей вырезают органы, и впадает в полную прострацию… Когда добрались до палаты, на него смотреть стало страшно: лежит весь белый, покорный судьбе.

Больше он покончить с собой не пытался. Шоковая терапия, мля!

У меня мамина тетя, Анна Ильинична, в Новокузнецке живет одна.

Ей девяносто один год в декабре исполнился. Молодец такая!

Никаких лекарств не признает. Она ветеран трудового фронта, и к ней врача прислали.

Та ей предложила кровь сдать, а тетя Нюра ей в ответ:

«Я в юности-то сознание от вида крови теряла, а теперь тем более сразу умру. Напишите какую-нибудь, а мне все равно нужно о небе думать, а не о земной жизни».

Я не устаю восхищаться ей! Спрашиваю ее в субботу: «Тетя Нюра, вы часы перевели?» А она: «Путину с Медведевым надо – так пусть переводят! А у меня режим. Я их никогда и не переводила».

Вот пример жизненный! Можно гордиться такой тетей.

Я и горжусь! Знаешь какая ясность ума, жизнелюбие! Я каждую субботу ей звоню. Мы около часа общаемся. Для меня это подпитка энергией родовой на целую неделю. Хоть бы раз пожаловалась.

– Как дела, теть Нюр?

– По возрасту, Галочка.

А сегодня мне заявили:

– Пей ВКП(б).

(Всесоюзная Коммунистическая партия большевиков.)

– Что это значит, – спрашиваю.

– Валериана, календула, пустырник и боярышник!

Ну и как вам? То-то!

Хорошая вещь – скайп: нахожу друзей, с которыми не виделась давным-давно.

Вот нашелся некто Миша. Когда-то он был душой компании, но рано женился, пошли дети – и он выпал из нашего круга. И вдруг нашелся – и в числе всего прочего рассказал такую историю.

Все у меня шло хорошо: жена досталась просто на зависть, трое детей-погодков только в радость, бизнес развивался в таком темпе, чтобы жить с него было можно, а внимания к себе не привлекал ни со стороны налоговой, ни со стороны братков, – словом, счастье и пруха полные.

Сначала аж не верилось, потом привык и думал, что всегда так и будет. А на двадцатом году появилась в жизни трещина. Началось со старшего сына.

Меня родители воспитывали строго и, как подрос, наказывали по сторонам членом не размахивать, а выбрать хорошую девушку по душе, жениться и строить семью. Я так и сделал и ни разу не пожалел. И детей своих этому учил. Только то ли времена изменились, то ли девушки другие пошли, но не может сын такой отыскать, чтобы смотрела ему в глаза, а не ниже пояса, то есть в кошелек или в трусы. И деньги есть, и образование получает, и внешностью Бог не обидел, а все какая-то грязь на него вешается. И парень мается, и мы за него переживаем – словом, невесело стало в доме.

Дальше – хуже. Заболела теща. Положили в больницу, там она через неделю и умерла. Отплакали, отрыдались. Тесть остался один, не справляется. А родители жены попались просто золотые люди, между своими и ее родителями никогда разницы не делал. Забираем тестя к себе, благо место есть. Жена довольна, дети счастливы, ему спокойнее. Все бы хорошо, НО…

У тещи был пес – то ли черный терьер, то ли ризен, то ли просто черный лохматый урод. Забрали и его, себе на горе. Все грызет, детей прикусывает, на меня огрызается, гадит, гулять его надо выводить вдвоем, как на распорке. Вызывал кинологов, денег давал без счету, чтоб научили, как с ним обходиться, – без толку. Говорят, проще усыпить. Тут тесть решил, что когда собачка умрет, тогда и ему пора. Оставили до очередного раза. Дети ходят летом в джинсах, с длинными рукавами – покусы от меня прячут, жалеют дедушку. К осени совсем кранты пришли: озверел, грызет на себе шкуру, воет. Оказывается, его еще и надо тримминговать. Объехали все салоны – нигде таких злобных не берут. Наконец знающие люди натакали одного мастера, который возьмется. Позвонили, назначили время – семь утра.

Конец ознакомительного фрагмента.