– Индейцы живут? Пигмеи, папуасы, готтентоты? Орки, гоблины, эльфы, хоббиты, гномы, тролли? Рефаимы, циклопы?

– Позвольте, – экстренно вмешался бдящий Павлин Матвеевич. – К чему все эти вопросы? Не отвечайте, Иван. Вдруг это господин, чьего имени мы даже не знаем, пытается извлечь из вас разведывательную информацию о вашей базовой стране. Это будет нарушением всех законов.

– Я Дед Пихто, меня в этом лесу все знают. И я не для саморазвлечения спрашиваю, – прищурился Дед. – А токмо ради нужды ивановой.

– Нужда Иванова? – не понял адвокат. – Какая такая Нужда Иванова? Надежду Иванову знаю, она у нас секретарь федеральной палаты. Называя же её Нуждой вместо Надежды, вы покушаетесь на самою суть всей адвокатуры. За это мы можем устроить вам такую обструкцию, что…

– Спокойно, – рискнул прервать Павлина Матвеевича Иван, – тут я дурак, а не ты.

– Спокойно?!! Это вы мне указываете быть спокойным?!!! Да за такое я вас всех сгною! По судам затаскаю до полного истощения!!!

– А ведь Иван может написать докладную царю в связи с таким вашим поведением, – объективно заметил Дед Пихто. – Так что до суда дело может и не дойти. Вас сюда вообще зачем прислали.

Павлин Матвеевич вдруг замолчал, покраснел, потом побледнел, потом пошёл пятнами.

– Итак, Иван, – не моргая, продолжил Дед Пихто, – для кого ты смысл ищешь – для псоглавцев али для чуди белоглазой?

– Не знаю. Царь мне про это ничего не говорил. Неужто у них разные смыслы.

– Могут быть и разные. Поди скажи чучуну, что у него такой же смысл, как у чуди, или наоборот. Он тебя зарежет.

– Кто – чучун или чудь?

– Тебе будет уже всё равно.

Иван замер во внезапном испуге.

– Вот беда-то. Что же мне теперь делать.

Дед Пихто сел на дверь-крыльцо и подпёр голову руками.

– Эх, вот бы узнать, кому царь смысл приискивает, тогда бы я тебе помог. А так не могу.

– Тут и узнавать нечего, – снова подал голос Павлин Матвеевич. – Царь у нас демократический. Можно даже сказать, самый демократический царь всех времён. Так что все благодеяния он оказывает не иначе как всем.

– Уверен? – испытующе зашевелил морщинами Дед Пихто. – А то ведь у многих его подданных даже физиология разная. Что одним хорошо, другим окончательная смерть, и наоборот.

– Не знаю как насчёт уверен, но не сомневаюсь. Наш царь-батюшка равноудалён от всех физиологий.

– Ну что же, – заулыбался всеми морщинами Дед Пихто, – значит, и от аблакатов бывает польза. Прошли вы, получается, испытание.

– Какое испытание? – удивился Иван.

Адвокат возгордился собой до полного онемения.

– А такого, что ты и правда смысл ищешь. Потому что настоящий смысл – это такая штука, которая для всех и для любого, она может быть усвоена любым разумным существом независимо от его физиологических особенностей али принадлежности к тому или иному разряду. То есть, конечно, каждый может взять свой смысл, отличный от другого, но может и тот же взять. Например, армянин может взять смысл еврея, а еврей может взять смысл армянина.

– Это какая-то невероятная, фантастическая всеядность, – снизошёл из сфер гордости Павлин Матвеевич.

– Фух, – перекрестился Иван. – Это же хорошо, что мы прошли испытание? Значит, можем идти дальше?

– Конечно, хорошо, – подмигнул одной из морщин Дед Пихто. – Потому что никуда вы отсюда не пойдёте. Я вас в своей дверной избушке закрою навеки и буду там сушить. Будут у меня сушёный дурак и сушёный аблакат.

– Федеральный адвокат, – заметил федеральный адвокат.

Иван и Павлин Матвеевич хотели было бежать, да переливы морщинистого узора ввели их в оцепенение. И они, словно ходячие покойники, потянулись к избушке-трансформеру.

Но тут раздался жуткий грохот. Вся чаща осветилась багровым огнём, исходящим от громадного идеального шара, движущегося сквозь неё и как бы над ней. Шар этот мгновенно раздавил избушку и поглотил Деда Пихто, будто его и не было. Калики же наши перехожие перестали идти и начали стоять как вкопанные.

Одна только грамота самописная как всегда не подвела. Смысл – это твоё состояние, которое не может быть для тебя невозможным, которое стоит твоей жизни, ради которого ты живёшь, действуешь и умираешь, выше которого для тебя ничего нет, которое для тебя есть мерило всего, которое открывает для тебя целый мир внутри и вне тебя и которое заведомо годится для тебя, кем бы ты ни был, то есть для всех небессмысленных существ.

Жил-был Иван-дурак и больше всего на свете стремился быть милым ребёнком, послушным сыном и примерным учеником. Получалось у него не очень, но все ценили его старания. Потом Иван повзрослел, но продолжил ту же миссию вплоть до самых седин и до самой гробовой доски. Оттого и прозвали его дураком.