Шрифт:
Закройте глаза убитым,
в них пустое небо и наши глаза.
Не закрывайте глаза живым.
После обстрела
Утром обязательно появятся
люди на улице:
убрать убитых.
На открытой планете И.Х.Ц.И.
не стреляют.
Потому что там не умеют умирать.
В эти дни вибрирует и
вся пуповина, обрезанная
в день творения.
Делят неделимое– власть.
Потому и размазаны
дом, сознание, жизнь…
Успел выпрыгнуть из-под воя снаряда
сохранив жену и
русскую мову.
Медсестра, которая вчера мне сделала укол,
сидит на неразорвавшемся снаряде
и поёт песенку о царе Ироде.
И дома наши без кровли.
И сердца наши без радости.
И земля наша – плоть без кожи.
Минное поле – как дерьмо, разлившееся повсюду.
Не пройти, не запачкавшись.
Разве только по воздуху, оторвавшись душой от тела.
Первый призыв.
Второй, третий…
Где вы, пацаны?
В этом году
птицы улетели
на месяц раньше.
А кто остался,
копает окопы для тех,
кто не остался.
Разрыв снаряда
Ты слышишь, как
не хватает пространства материи
и она раздирает сознание.
Мёртвые присваивают тишину.
Песни поют живые.
Когда уходит война.
Хожу между
светлыми могилами.
Осенние дожди.
Солнце выжигает глаза,
ветер подрезает горло.
Ужас когда-тоуходит.
Сижу в окопе
под вишней у хаты.
Гудуть баллистические шмели.
Президент олигарх и нищий пенсионер
имеют общее богатство
и не имеют общего языка.
Ваши банальные посылы с неба
«бах! бах!» буквально разбивают
элементарное представление об органе. —
Себастьян Бах.
Кресты на погосте,
как опущенные тени
высоких истребителей.
Он убил человека
и теперь живёт, мёртвый,
среди мертвецов.
Неужели мы последние
со сладкой плотью,
разделённые на «я» и «ты»?
Кто не выдюжил, уехал,
оставив надежду
и мёртвых.
Я не бежал из Марьинки,
меня выбросили
взрывной волной.
Наш чиновник
сдаёт страну ежедневно
за тридцать деревянных.
В моём Донецке война и холод.
В твоём Донецке тебе всё едино.
А для вас такого города нет.
Эхо от взрыва катится по улице,
пока не находит
тонкие стёкла домов.
Осень в солдатской шинели.
Костры во дворах зданий.
Возня собак на мусоре.
Чернила высохли.
Есть иная печаль,
время мудрости и скорби.
День поднимается на востоке,
падает на западе
и 12 часов ходит по нашим головам.
Задрав голову,
смотрю на дождь, а он
лупит в меня трассирующими.
Не расстрелянными остались
четыре полки книг,
выпавших из четвёртого этажа.
Никому не сказали,
что будут стрелять, а крысы
уже грызли хвосты в другом городе.
Подвал. Свеча.
Раскладушка. И вой
снаряда, как пьяной женщины.