Шрифт:
– Вот здорово! – восхитилась Лёлька. – Будете работать докторами?
– Не докторами, а врачами. А вы? Тоже поедете учиться?
– Да, – грустно ответила Мара.
– Так это же хорошо! Зачем грустить?
– Ехать далеко от дома. Скучать будем.
– В какой город?
– В Москву.
– Ничего вы замахнулись! А почему не в Сталинград? Всё поближе.
– В Москве у нас есть родственники. Будет, где жить.
– На кого хотите учиться?
– На учительниц, – ответила Мара.
– Я так и подумал, – сказал «Ванище», – вы очень похожи на учительниц.
– Это чем же? – заинтересовалась Лёлька.
– Вы обе такие … «строгие», что боишься чего-то лишнего сказать, спросить, – подковырнул он.
– Да уж! Ты у нас завсегда был таким «стеснительным», что палец в рот не клади! – урезонил его Ванечка. – Сколько учительниц от тебя плакали? – Не считал?
– И правда, девчата: не лучше ли вам пойти в медицинский? Врач – это тоже неплохо! – предложил Ваня.
– Мы как-то и не думали об этой профессии. И не готовы туда поступать. У нас в школе не было уроков по химии и биологии.
– В институте есть рабфак, где можно пройти подготовку по всем предметам, которые нужны для учёбы в медицинском. К тому же там есть общежитие. Это точно.
– Хорошо. Мы подумаем. А пока нам пора возвращаться. Нас дома, наверное, уже потеряли, – сказала Лёлька, и попрощалась: – До свидания, мальчики!
– До свидания! Приходите завтра на озеро! Мы будем ждать вас!
Слова ребят летели девочкам уже вслед, те спускались к воде. Отдохнув на берегу, они с новой энергией поплыли в обратный путь. Ребята с интересом провожали их взглядами до конца заплыва.
Домой девочки шли неторопливо, окольными тропинками, сторонясь пыльной дороги. Может быть, впервые за годы дружбы шли молча, им ни о чём не хотелось говорить. Каждая думала о своём, но мысли их, в общем-то, были схожи. Куда-то исчезла их всегдашняя лёгкость, беззаботная весёлость. Пришла пора серьёзных перемен. Перед ними открылся выбор. Они призадумались …
Тропинка привела к задворкам огорода тёти Гани. Лёлька собралась было попрощаться с подружкой и привычно перемахнуть через плетень, но тут Мара вдруг спросила:
– Лёль! Тебе кто-нибудь из ребят глянулся?
Лёлька от неожиданного вопроса ничуть не растерялась:
– По мне – все хороши. Один – как дуб могучий, другой – как стройный тополь, а третий …, может, как крыжовник? Небольшой, но колючий.
Мара хохотнула:
– Вот-вот! Но, всё-таки, сладкий? Да?
– Как бы не подавиться, да заноз не насажать!
– Да уж … Да он и не про нас – многовато колючек!
– Маруля! Ой – ой! Так он тебе понравился?
Мара кивнула головой:
– Он такой малесенький! Мне его сразу так жалко стало …
– Марульчик! Только не влюбляйся! Он же тебе по плечо! Пусть подрастёт ещё маленько. У нас с тобой первое дело – учёба. Значит, в Сталинград ехать нельзя. Только в Москву!
– В Москву разгонять тоску, за песнями?
– Всё бы тебе – за песнями! Учиться, и никаких гвоздей, как сказал товарищ Маяковский. Пока! До завтра!
– А завтра на озеро пойдём?
– Обязательно!
Лёлька по-мальчишески перемахнула через плетень. По краям картофельного поля золотым кантом цвели подсолнухи, а за ними вдоль плетня почти сплошным забором – крыжовник. Созревшие крупные ягоды уже осыпались. Пришла пора собирать их. Лёлька набрала горсть ягод и отправила в рот. Вкусно! Набрав ещё горсть, пошла по тропке через поле. Ближе к дому шли грядки огорода, и, вперемешку, яблони и чёрные груши – «дули». Завершали сад – огород кусты смородины и виноградник, укрывавший сенью весь двор. Двор был обустроен уютно: тут и печка, и обеденный стол со скамьями, и душевая летняя кабина с бочкой наверху, и топчаны для ночлега на свежем воздухе. Здесь же дядя Митя соорудил баню, а рядом – голубятню. В глубине двора – погреб – ледник для зимних заготовок и молочных продуктов.
В летнее время жизнь людей, живущих в собственных домах, протекала, практически круглосуточно, во дворах. Лёлька, проходя по участку, уже издали слышала голоса со стороны двора. Подходя ближе, она, наконец, разглядела приехавших маму и папу. Рванулась к ним бежать, но тут из-за кустов смородины выскочили мальчишки: её младший брат Виталик, которого мама родила вдалеке отсюда, и которого она не видела почти три года, и младший сынишка тёти Гани, Гриша. Мальчики были погодками: Виталику шесть лет, а Грише – пять. С радостным криком они бросились к Лёльке и повисли у неё на руках. Она закружила их, подхватив руками, и с ними подбежала к родителям запыхавшаяся, на седьмом небе от счастья. Лёлька и не догадывалась, что так соскучилась по ним.
Мама и папа, обычно сдержанные в выражении своих чувств, в этот раз не скрывали слёз радости, обнимая и целуя её.
– Лёлька, как же ты выросла! – удивилась мама.
– Уже не пацанка, а невеста на выданье! – подхватил отец.
– Мои женихи ещё не подросли! – засмеялась Лёлька. – Пока они подрастут, я поеду учиться.
– Слышали – слышали уже! В Москву собралась ехать? – спросил отец.
– Да. Мы с Марой поедем, подругой.
– А где там жить собираетесь?
– Мара у своих родных, я – у наших. Ты же, мама, говорила, что там живёт дядя Паша.