Шрифт:
– Нет, я должна, должна…
– Да ведь опасно же…
– Я должна…
Вскоре скрипнула входная дверь. Ушла мать в ночь, в дождь.
Когда Мишутка проснулся, её ещё не было. Сели завтракать, а потом тётка Нюра, взяв коромысло, отправилась к колодцу – там место сельских новостей.
Вернулась испуганная, расплескав всю воду. С порога сообщила:
– В Спасском-то, в Спасском дом барский сгорел и там, сказывают, комиссар сгорел – не успел выбраться. Это тот, которого тамошний барин подранил. – А потом тихо так сказала, обращаясь к Мишутке: – Поймали, сказывают, твою мамку-то, сказывают, поймали и прибили. Тебя, сказывают, теперича ищут.
И уточнила, что подручный комиссара приказал доставить к нему буржуйского отпрыска живым или мёртвым.
Мишу весь день прятали на гумне, а сами, видно, совет держали – что делать-то? Прознают, что родичи в Пирогово, придут и быть беде. Решили, что надо ему скрыться. А как? Вроде и не по-людски, вроде и не по-русски, да только ночью муж тётки отвёл его далеко от деревни. Благо потеплело и дождь прекратился.
Остановились близ города, и сказал дядька на прощание:
– Ты, Мишаня, забудь, из какого села идёшь и как звать мамку твою. А пуще всего забудь имя барина. Не то, так я думаю, не сносить тебе головы. Не сносить…
Он смахнул со щеки слезу.
– Вот тебе, Мишаня, посох на счастье. Я с ним на заработки в город хаживал. Ступай, поищи приют. Я б сам тебя туда отвёл, да как бы лишних вопросов не стали задавать. Как отвечать? А ты ничего не знаешь, ничего не помнишь! О барине совсем не поминай! Да и мамкино имя тоже забудь, надолго забудь. Понял? Говори, что давно бродяжничаешь…
Всё «забыл» Мишаня, хотя как совсем-то забудешь, если фамилия помещика была чем-то созвучна с названием реки, на которой стояло село. Река Теремра! И вот теперь услышал, что это – Терем Бога Ра!
От реки и пошла такая непривычная для тех мест фамилия. В селе много было Савельевых, Тулиновых, были, как водится, Ивановы.
Как сквозь туман, окутавший прошлое, прорезывалось то, что произошло. Прямиком пошёл в город, но, напуганный предупреждениями, что его ищут каратели, долго ещё по улочкам бродил, хотя чего ж им в городе-то искать? Вот уж и день новый занялся, осенний день. Городок, название которого теперь уж стёрлось в памяти, утопал в золотистой листве.
Видел стайки бродяг, снующих по улицам. Быстро так появлялись из подворотен и так же быстро исчезали. Пристать к ним побоялся – чужака не примут. А тут как раз облава на них. Заодно и его изловили. Привели в приют, втолкнули в какую-то комнатушку, где мужчина в белом халате спросил строгим голосом:
– Звать как?
– Михаилом.
– А фамилия?
– Почём я знаю? Отца в ту ещё войну прибило, а мать померла.
– Так уж и не знаешь? Да брось ты эту свою палку.
– То не палка, то посох мой…
– Посох? Вот и запишем тебя Посоховым. Запомнишь?
– Запомню.
– Лет сколько?
Пожал плечами. Сказано было мужем тётки ни слова о себе – не помню и всё. Так и ответил, что знать не знает. Проворчал что-то человек в белом халате, да и записал наугад – «девять лет». Почему девять? Может, для ровного счёта – шёл 1919 год. Ну и рождение, стало быть, выпадало на 1910-й. Днём рождения сделали день записи данных при поступлении в приют, из которого он потом был отправлен в детский дом уже с фамилией Посохов.
А что? Фамилия неплохая, даже чем-то духовным от неё веет.
Записали, что сирота. Ну а сирота и есть сирота. Графа о родителях пуста. Кто он был? Крестьянский сын? Всё дала ему советская власть – всё: кров, образование, товарищей и путёвку в жизнь. И вдруг подумалось, что, не случись революции, как знать, может, и по-иному сложилась бы судьба, если он действительно сын барина. Сын? Байстрюк – так внебрачных детей называли. А какова у них судьба? Разная судьба, очень разная.
В этот момент подумалось, что защищать ему предстоит не только советскую власть – защищать предстоит Россию. Вот иногда можно слышать, что враг ненавидит Советский Союз, потому что это государство рабочих и крестьян. А почему тогда ходил походами издавна, с времён, самых незапамятных. Почему устроил смутное время, почему тёмные силы направили сюда Наполеона, почему западные страны напали соединёнными силами в 1853 году, атаковали Валаам, Петропавловск-Камчатский, а в 1854 году вместе с Турцией – Крым, Севастополь?
Жена прервала раздумья, поинтересовавшись:
– С кем это ты разговаривал?
Посохов пояснил. Ну а жена, знавшая короткую родословную мужа и не слишком приветствовавшая поиски истоков, покачала головой да спросила:
– Всё хочешь выяснить корни свои? А вдруг они у тебя не совсем пролетарские? Как бы хуже не вышло. Времена-то какие!
– Да я ж аккуратно… Мало ли для чего мне это нужно знать.
Между тем поезд уже оставил далеко позади Тулу, Щекино, приближался к небольшой станции Лазарево, о которой и зашёл разговор в коридоре вагона.
Сначала проплыл за окном переезд со шлагбаумом, затем слева по ходу поезда открылась низина с озерком внизу, в котором плавали гуси, но скоро все заслонил стоящий на запасном пути рабочий поезд, пропускавший скорый. Посохов быстро вышел из купе, чтобы посмотреть на станционное здание, что должно было, вероятно, открыться справа. И вдруг! Нет, этого не могло быть, но это было… Он увидел бодро шагавшего по платформе капитана, того самого капитана, с которым разговорился перед неофициальной частью приёма в Кремле. Сверкнул на груди капитана яркий, горящий революционным пламенем орден Красного Знамени.