«Вероятно, это были дикие».

Я сама не заметила, как перешла на бег. Лицо горело, нос заложило, а я не останавливалась, пока не взлетела по ступеням, грязно-голубым в сумерках.

И налетела на нее в прихожей – она еще не сняла пальто.

– Мама! Дядю убили.

Она как-то визгливо, громко охнула, и тут же прижала меня к себе. А я, больше не сдерживаясь, разрыдалась у нее на плече – впервые с тех пор, как мне исполнилось десять.

***

Мятные успокаивающие капли подействовали почти мгновенно. Я проспала до обеда.

Сегодня я пропустила лекции и практикум по Амулетам. А после собиралась пропустить еще и работу. Я не хотела, но Талий Джонас вчера настоял на том, чтобы выделить мне выходной. Он знал, КЕМ был для меня дядя.

– Но если решите, можете прийти. Кому-то так бывает легче справиться с горем.

После тяжелого длинного сна я долго приходила в себя, лежала в кровати. Долго стояла под душем – пока не выдохся водонагреватель, и не закончилась горячая вода.

Мать я нашла в гостиной. Она сидела на диване с бокалом белого вина в странно свободной позе. Мокрое от слез лицо было расслабленно, глаза мечтательно прикрыты, а губы изгибались в блаженной улыбке.

Я застыла, не веря своим глазам. И это… так она оплакивает дядю?

Если бы не сюрреализм ситуации, я бы сказала, что еще никогда я не видела ее такой счастливой.

Но не может ведь она в самом деле радоваться его смерти?

– Что ты делаешь? – я замерла, как вкопанная, прямо в дверном проеме.

Она вздрогнула и открыла глаза. Бокал, впрочем, не выпустила.

– Риночка, ты как?

Детское «Риночка», которое я терпеть не могла даже в пять лет, царапнуло по ушам.

– Ты… празднуешь? – голос сорвался в шипение.

Я знала, что она не любила дядю. Я всегда это чувствовала. Она его не просто не переносила – она его ненавидела. И боялась. Но это ведь не значит… Это не дает ей права откровенно праздновать его смерть!

Это… подло. Это низко. Это отвратительно!

Она выпрямилась и поставила бокал на низкий столик.

– Ох, Рина, ну, конечно, нет, – она на миг отвернулась к окну, и полуденный свет смысл с ее лица напускную сейчас трагичность. Оно удивительно похорошело – и это было совершенно НЕПРАВИЛЬНО.

– Да ты рада, что он умер! – пораженно выдохнула я.

Она открыла рот, чтобы что-то возразить, но передумала. Прикрыла глаза и медленно покачала головой.

– Ты не знаешь, что за человек был твой дядя.

Я уже задыхалась от гнева.

Талия Джонаса я не знаю, дядю я не знаю. Сейчас мне кажется, что меньше всего я знаю ее.

– Он о нас заботился! – глухо проговорила я. – Он нас любил!

Она внезапно рассмеялась – тихо и как-то невесело.

– О, да. Любил.

Она налила еще вина.

И все. Ни слова объяснений. Ни слова оправданий.

У меня тоже не находилось слов, кроме совершенно недопустимых. Я молча развернулась и ушла, только и успела взять в прихожей сумочку и пальто.

***

Огромный двухэтажный дом был выложен из темного камня, обнесен зачарованным забором и походил на готический замок.

Дядя его просто обожал.

Ноги налились тяжестью, я запнулась на ровном месте и тут же ускорила шаг, почти бегом взлетела по каменному крыльцу.

Палец вдавил до упора узорчатую кнопку дверного звонка, и я тут же полезла в сумку – у меня были ключи. Руки не слушались, а сумка подсовывала что угодно, кроме ключей: ручки, помаду, защитные амулеты, даже ДНК-анализатор, который я забыла отдать Ваде. Прежде чем я нашла свою связку, дверь открылась, и меня встретил слуга.

– Госпожа… – он поклонился, не скрывая удивления – что за идиот – и я оттолкнула его с пути. Сняла пальто, не оглядываясь, швырнула в его сторону и стремительно прошагала сквозь темноту холла к лестнице, наверх, в свою спальню.

Захлопнула дверь, села на пол и разрыдалась, как маленькая девочка.

***

После полудня пришел Вадя.

Слуга, забыла, как дядя его назвал, постучал в мою комнату и спросил, можно ли его пускать в дом.

Я потянулась к сумочке, но приводить себя в порядок сил не было. К тому же – это Вадя. Он простит мне любой, самый ужасный вид.

– Ри-ина, – простонал он и тут же меня обнял, шмыгая носом возле уха. – Я только что узнал…

Вадя не спрашивал, почему я сейчас не дома, он вообще ни о чем не спрашивал. И я была безумно благодарна, что он не заводил свою тему о спасении мира и грабеже сейфов. Он просто был рядом, когда мне это так нужно.

***

Вадя взял на себя разговор с матерью – она догадалась позвонить, когда я не пришла к ужину. Я не слушала, о чем они там говорили, у меня просто не было на то никакого желания. Что бы там ни творилось в ее голове, я не была готова это выяснять и понимать. Все это было мерзко. Даже не знаю, КАКИЕ должны быть причины, чтобы праздновать смерть собственного брата.