Шрифт:
«Вот же докука, твою мать!» — подумалось Гейрту. Он то и дело оглядывался на Кинни, лежащую на полу шатра. Прошло уже довольно много времени, она совершенно точно должна была уже отогреться. Конечно, она долго была на морозе без защиты, но он давал ей биотики и клеточные восстановители вместе с водой, не должна была она заболеть. Гейрт просканировал ее датчиком жизнеобеспечения, но ничего критического прибор не показал. Только слегка замедленные показатели функций некоторых органов, но это и понятно, она ведь спала. Наверное, сказались события последних дней, вот и не выдержала… И чего вдруг он на нее взъелся так, ну подумаешь, оставила их обоих без ужина, что теперь, убивать ее за это?
Оглядев запасы провианта, Гейрт поджал губы и нахмурился, решив лечь спать прямо так, на голодный желудок. В шатре они, конечно, не замерзнут, а утром надо будет хорошенько подкрепиться. И заставить Кинни поесть, путь будет неблизкий.
Волчья яма
— Почему ты остановил меня? — опять включила свою «почемучку» Кинни. — Я ведь снова сделала все не так.
Немного восстановив душевное равновесие и придя в себя, Кинни возобновила свои попытки понять Гейрта. Утром она удивилась, проснувшись закутанной в мужскую одежду, пахнущую чем-то незнакомым, но приятным. И ко всему прочему, обнаружила себя не замёрзшей насмерть в сугробе, а в куполе, укрывающем их от непогоды. Пытаясь согнать с себя сонную дрему, Кинни долго вслушивалась в завывающую снаружи метель и размеренное сопение Гейрта, осторожно на него посматривая. Во сне его напряженность и суровость сменились умиротворением, а довольно темные, смешно взъерошенные волосы делали его милым и совсем не страшным. «Кто же он такой, на самом деле?» — не переставала задаваться она вопросом. Ведь на злого Старца, свирепого духа, Гейрт совсем не был похож.
— Ты идешь след в след, поняла? Никаких отклонений, тебе что, жить надоело? — снегоступы уже не очень-то помогали, ноги все равно увязали по самое небалуй. М-да, было похоже на то, что он здорово просчитался с маршрутом, тут совсем дебри непроходимые, надо бы выйти на более продуваемые участки, там не так много снега… — И не болтай, мне, между прочим, тяжелее, чем тебе!
— Я могу вперед пойти, я ходила по лесу с отцом много раз! — ответила ему Кинни, а Гейрт несказанно удивился. У нее есть отец? И он допустил это? — Мой отец умер, — словно прочитав его мысли безо всякого передатчика, ответила ему Кинни и загрустила. — И мать тоже. Меня растила тетя, но я ей, как видно, очень мешала.
«Ясно. Тетя, значит, вот же твою мать! Теперь я знаю, к кому приду в следующий раз за онгхусом и клянусь, никого не пожалею. Выставить девицу на мороз… Хотя он сам буквально вчера в гневе сделал то же самое, но ведь одумался же… Не то что эти ублюдки…»
Если бы кто-нибудь спросил Гейрта, что на него нашло, он не нашелся бы, что ответить. Да, ему жалко было убивать людей, но жалость эта до настоящего момента была скорее связана с выгодой больше, чем с такими вещами, как сочувствие, долг или вина… Теперь же он старался понять, что так сильно его возмущало в этой ситуации, и никак не мог отделаться от непонятного ему раздражения, когда думал обо всем этом.
Осторожно ступая по снегу, он, задумавшись, не сразу понял, с какого ляду нога его не находит опоры. Предотвратить падение он уже был не в состоянии, его влекло куда-то вниз, сверху засыпало, и он понимал, что это конец. Последнее, что он успел сделать перед тем, как оказался под толщей снега, это загерметизировать шлем.
«Гейрт? — пронесся у него в голове женский голос, и он не сразу понял, кто это. Кинни звала его, и он даже успел удивиться, что она запомнила его имя. — Гейрт, ты меня слышишь?»
— Я слышу тебя, со мной нормально все. Кинни, ты нигде не видишь моего рюкзака?
«Вижу, точнее, я держу его в руках. Я пыталась схватить тебя, когда ты стал проваливаться в звероловную яму, но он слетел с тебя очень легко, будто ни на чем не держался!»
— Да, он искусственно облегчен. Кинни, ты можешь говорить в полный голос, напрямую. Проверь, пожалуйста, там должна быть коробка, такая, знаешь… блестящая.
— Да, есть! — закричала Кинни, поднимая и отряхивая от снега коробочку из непонятного теплого переливающегося материала. Половина содержимого рюкзака разлетелась по сугробам.
— Какое на ней стоит число?
— Что стоит?
— На ней светится красная лампочка?
— Да, что-то блестит и переливается, глазам приятно…
— Хорошо, Кинни, положи этот предмет на самое дно рюкзака, хорошо? Теперь посмотри, там должен быть мешок, серого цвета, а в нем флакон с жидкостью. Если этим полить снег, он растает, и я смогу выбраться из ямы. Ты можешь это сделать?
— Я не нахожу никакого… а, нет, вот он. Достала флакон… — Кинни притихла и засопела. Когда молчание стало затягиваться, Гейрт окликнул ее.
— Кинни? Все нормально? — тревожно спросил Гейрт.
— Да, — ответила она, явно замявшись. — То есть, нет. Я не могу открыть флакон!
— Надави и поверни крышку против часовой стрелки…
— Как повернуть?
— По кругу, к себе! — Гейрт закрыл глаза, и единственное, чего он хотел — чтобы у него хватило терпения. — Надави и поверни по кругу. — Она опять затихла, видимо, вспоминая, как он откручивал пробку на бутылке с водой, и через минуту толща снега над Гейртом стала раздвигаться. — Хорошо, а теперь найди в мешке трос и отыщи самую крепкую ветку на дереве прямо над ямой. Поняла?