«Прокажённые зомби без конечностей».

Иш Таб содрогнулась. Ей нравились люди, живые, полные света и тепла. А особенно она восхищалась теми, кто умел смеяться. Таким был Франсиско. И его смех был заразительным. Именно поэтому она полюбила смертного.

«Поэтому он и умер».

Уф!

«Хватит уже. Ты как приговорённая к расстрелу, которая всё продолжает в себя стрелять».

— И что же будет с Киничем, когда он проснётся? — спросила Пенелопа. — Так и будет хотеть себя убить?

Иш Таб покачала головой.

— Не думаю. Хотя, я никогда не пробовала прикасаться к вампирам, и Кинич был первым, кого я очистила. Кажется, я извлекла всё плохое. — Иш Таб посмотрела на часы — 16:44. Зимнее солнце вот-вот сядет. — Чёрт. Мне нужно идти. Хочу быть рядом когда… если Антонио проснётся, а ты не можешь оставаться тут одна. Нужно выяснить, как заставить Кинича перестать хотеть твоей…

— Я останусь с ней, — проговорила мать Пенелопы, заходя в комнату. Как обычно, она была одета в лёгкий и весёлый наряд. Сегодня он состоял из белых кожаных штанов, белых замшевых сапог и белого кашемирового свитера.

— Просто, будьте осторожны, — предупредила Иш Таб. — Вернусь через пару…

Внезапно Кинич вскочил с кровати и схватил Пенелопу.

— Кинич! — взвизгнула Иш Таб, а мама Пенелопы прыгнула ему на спину, но Кинич оказался сильнее. Он впился зубами в шею Пенелопы, и она закричала от ужаса. Но затем Кинич мучительно завыл, и языки пламени вырвались из его рта. Он упал на пол, увлекая за собой Джули. Чёрт возьми! Через несколько секунд пламя погасло, но Кинич продолжал корчиться от боли. Иш Таб сорвала с себя вуаль и протянула Джули. Та непонимающе смотрела на неё пару секунд.

— Держи, прижми к ране Пенелопы, — Иш Таб потрясла вуалью перед лицом Джули.

Джули моргнула и перевела внимание на Пенелопу, осматривая шею.

— Всего лишь царапина. Ты в порядке, детка?

Пенелопа истерически хохотнула и расплакалась. Кинич сел с обуглившимися губами, а затем уставился на стену так, словно его ударили по голове кувалдой.

— Пенелопа, расскажи чего смешного? — спросила Иш Таб, переводя дыхание и стараясь не психануть. Да, боги психуют, и, вероятнее, чаще любого другого существа на планете.

— Он не может пить… мою… Господи, это так смешно! — Она перекатывалась с боку на бок и смеялась, а потом легла на спину. — Он не может меня кусать, потому что по венам у меня течёт солнечный свет. Я его Криптонит!

Иш Таб почесала затылок и посмотрела на Джули. Всё это время Пенелопа была права — Кинич не мог ей навредить, Вселенная об этом позаботилась. Как могло у полу-смертной быть больше привилегий в нужном департаменте?

Пенелопа перестала смеяться и вперила злобный взгляд в Кинича.

— Что же, думаю, вам двоим нужно поболтать. — Джули встала на ноги и посмотрела на Иш Таб. — Давай дадим им время.

— Но… К-хм… Безопасно ли оставлять их одних? — спросила Иш Таб.

— Думаю, ты опасаешься за его безопасность, — вставила Джули.

— Сукин ты сын! — Пенелопа кинулась на Кинича и принялась колотить его кулаками в грудь, вызывая крошечные огненные шары. Оставалось надеяться, что Никколо и Хелена застраховали дом от пожара. Иш Таб пошла за Джули к двери, пока Пенелопа выдавала гневную тираду из «Как ты смел?» и «Ты чёртов идиот! Не смей даже подумать вновь меня оставлять!», а ещё «Как вообще додумался стать вампиром?.. Я собственноручно тебя убью, если ещё раз такое провернёшь», ну, и на десерт «И ещё и кусать посмел! Придурок!»

Иш Таб вышла вслед за матерью Пенелопы в коридор и закрыла дверь.

— Я слышал крики, — Виктор вышел из-за угла. — В чём дело? Эта чёртова драма закончится?

Джули хмыкнула.

— Кинич укусил Пенелопу и получил дозу солнечного света. А теперь Пенелопа песочит его.

Виктор улыбнулся, притянул к себе Джули и поцеловал в шею.

— Отличная новость, любовь моя, обожаю счастливые концы.

— О, как и я, — выдохнула она.

— Я говорил, что бывшие ангелы специализируются на искусстве счастливого конца? У меня язык… — Фу-фу-фу. Влюблённые вампиры — фу!

Пункт 6: смотреть, как целуются вампиры всё равно, что наблюдать за обжимающимися трупами.

— Прошу прощения, что прерываю ваш момент нежити, но как Антонио? — спросила Иш Таб.

То, что у Виктора цвет глаз сменился с небесно-голубого на тёмно-синий, говорило за себя — плохо.

— Господи, он умер? — спросила Иш Таб. — То есть, да умер… но не умер, а умер?.. Ой, неважно, что-то не так или что? Он же должен был очнуться?

По выражению лица Виктора она поняла, что он понятия не имеет. И вновь темнота Иш Таб заполнила клетки. Почему от мысли о смерти Антонио она так печалится?