И что, если в конце тоннеля, по которому шла она, никакого света не было?

Она медленно двинулась вперед, проводя пальцами вдоль невидимой стены справа от себя и ощущая скользкую сырость. «Оставь надежду, всяк сюда входящий». Еще один обрывок прошлого, на этот раз с занятия мистера Йоваски, незадолго перед тем, как она начала с ним трахаться, чтобы получить проходной балл по английскому. Она все думала, кто или что может таиться здесь, рядом с ней. Крэкеры, метамфетаминщики, поехавшие выжившие, зомби — все могло случится. Что сейчас скрывалось в темноте и поджидало ее? А крокодилы в канализации — действительно ли они существовали? Может, во Флориде, но едва ли от этого городского недуга страдал Балтимор. По крайней мере, пока. Зато здесь обитали крысы — в этом она не сомневалась. Она понятия не имела, сколько у нее осталось патронов, и выяснить это в темноте не могла. Да и как вообще возможно было отбиться от стаи голодных крыс?

Фрэнки зевнула, и по телу пробежала дрожь — первый озноб, предвещавший наступление ломки. Она покрылась гусиной кожей. Если бы Фрэнки могла сейчас себя видеть, то наверняка сочла бы похожей на ощипанную птицу.

Она остановилась. Что это там, в темноте… там что-то было? Мягкие шаги — сначала затихли, затем вовсе прекратились.

Фрэнки стояла на месте, затаив дыхание. Звук не повторялся. Она снова двинулась вперед, но вскоре содрогнулась, нащупав пальцами что-то круглое и металлическое. Через мгновение поняла, что это: дверная ручка. И дверь была не заперта. Сделав глубокий вдох, она повернула ручку, дверь со скрипом открылась. На волосы и в глаза Фрэнки осыпалась пыль.

За дверью оказалось даже темнее, чем в тоннеле. Фрэнки осторожно ступила в проем и закрыла за собой дверь. Сквозняка здесь не чувствовалось. Не было слышно ни звука. Стены она могла только осязать, но не видеть. Похоже, это было какое-то техническое помещение или склад. На какое-то время она была в безопасности.

Но была ли?

Что если здесь где-нибудь засел зомби, который затаился во тьме и собирался вот-вот выскочить и съесть ее? Она принюхалась. Воздух был затхлый и влажный, пах канализацией, но вони разложения, которая выдала бы присутствие нежити, в нем не чувствовалось. Как не слышалось и шорохов, которые издавали бы размягченная плоть или обнаженные кости.

Присев на четвереньки, Фрэнки сунула пистолет за пояс и поползла вперед. Продвигалась она медленно, обводя руками чуждые очертания все более и более незнакомых предметов... А затем столкнулась со стеной. Фрэнки прижалась к ней спиной, вздохнула и ее бросило в дрожь.

Затем стала приливать кровь, и хотя сейчас она не видела своих ушей, знала, что они стали красными. Дыхание участилось и стало прерывистым. Глаза тоже горели и, по ощущениям, были готовы вот-вот расплавиться. Даже в кромешной тьме, знала она, они налились кровью. Так всегда случалось на этой стадии. Фрэнки застонала. Ей было суждено умереть здесь, под землей. На этом долбаном складе. В темноте. Без героина. Лучше бы ее съел лев или убили Окорок с подельниками. Это было бы быстрее и, наверное, менее болезненно.

Она вытащила пистолет. Ощутила в руке его тяжесть. Она знала, что как минимум одна пуля у нее еще оставалась.

Она вспомнила о ребенке.

«Это был не мой ребенок».

Кровь отлила от лица, вернулся озноб — сильный и колючий. Она знала, что скоро ее начнет клонить в сон. Обычно она спала одиннадцать-двенадцать часов кряду, когда случалось подобное. Какие ужасы ломки следовали за этим — Фрэнки не знала, потому что никогда еще до них не доходила. К тому времени рядом всегда появлялся член, который требовалось отсосать, и за это ей приваливала десятка или двадцатка баксов, которые она потом с легкостью конвертировала в героин.

Она зевнула, протяжно и от души.

Сон. Хорошая мысль.

Просыпаться Фрэнки не намеревалась.

Она приставила к виску дуло пистолета, но передумала. Что, если она промахнется? Ей приходилось слышать о подобном — когда при попытке самоубийства пуля проходила сквозь мозг, как машина по гоночной трассе, ужасным образом калеча жертву, но не принося желаемого эффекта. Что, если она только ранит себя, но не убьет?

Ее снова одолела зевота, но она подавила ее, сунув пистолет в рот. Тот отдавал маслом и кордитом, и Фрэнки обнаружила, что этот вкус был поприятнее потных членов, что бывали у нее во рту ранее.

Она собралась с духом и, прежде чем лишиться самообладания, спустила курок.

Раздался щелчок.

Она закричала от досады и швырнула пистолет в темноту. Лязгнул металл — что-то упало. Следующие несколько секунд в помещении металось эхо. Фрэнки всхлипнула, и слезы хлынули из глаз.

Даже когда отключилась, она еще продолжала плакать.

Фрэнки даже не сразу поняла, когда проснулась. Лежа в темноте, открыла запекшиеся глаза и увидела такую же темноту. Подумала, не умерла ли она во сне.

Почти в тот же миг ее охватили спазмы, и она едва успела повернуть голову, прежде чем ее начало тошнить. Желудок был пуст, и он выворачивался наизнанку, яростно вздымая те остатки жидкости, что в нем находились. Теплая желчь забрызгала рубашку и прилипла к волосам. Фрэнки сильно вспотела, ее рваная одежда промокла.

Нет, решила она, она не умерла. Все было гораздо хуже.

Наступила короткая передышка, после чего ее живот пронзил новый спазм. Кишечник взорвался, и все, что ниже пояса, стало теплым и влажным. От запаха ее затошнило, и последовал очередной приступ сухой рвоты.