«Не бери! Это Кэрри или кто-то... такой же. А то и похуже. Возьмешь — они прорвутся и тогда…»

Звонок оборвался. Повисла оглушительная тишина.

Дисплей моргнул. Телефон пикнул.

Кто-то оставил сообщение. Ну мать вашу!

Он схватил трубку так, словно держал живую гремучую змею. Поднес ее к уху и включил автоответчик.

— У вас одно новое сообщение, — произнес механический женский голос. Эти равнодушные интонации показались самым дивным звуком из всех, что ему когда-либо доводилось слышать. — Чтобы его прослушать, нажмите один. Чтобы стереть, нажмите решетку. Если вам требуется помощь, наберите ноль и с вами свяжется оператор.

Он нажал на кнопку и услышал далекий механический шум.

— Суббота, первое сентября, двадцать один час, — сообщила ему запись.

Джим выдохнул воздух, который, сам того не заметив, удерживал в груди. А потом услышал другой голос:

— Папочка…

Джим ахнул, пульс у него подскочил. Комната снова начала вращаться.

— Папочка, мне страшно. Я на чердаке. Я…

Голос Дэнни прервали помехи, а потом он вернулся, совсем тоненький и испуганный.

— Я помнил твой номер, но не мог настроить телефон Рика. Мамочка долго спала, но потом проснулась и настроила его мне. А сейчас она опять спит. Она спит с тех пор, как… с тех пор, как они добрались до Рика.

Джим закрыл глаза, земля уходила у него из-под ног.

Колени подогнулись и он рухнул на пол.

— Мне страшно, папочка. Я знаю, нам нельзя уходить с чердака, но мамочке плохо, и я не знаю, как ей помочь. Я слышу, что они на улице. Иногда они проходят мимо, а иногда, похоже, пытаются прорваться внутрь. И мне кажется, Рик тоже там. — Дэнни плакал и Джим стонал вместе с ним. — Папочка, ты обещал, что позвонишь! Мне страшно, и я не знаю, что делать…

Опять послышались помехи, и Джим выставил перед собой руку, чтобы не растянуться на полу, уткнувшись лицом вниз.

— …и я люблю тебя больше Человека-паука, больше Пикачу, больше Майкла Джордана, больше бесконечности, папочка. Я люблю тебя больше бесконечности!

Телефон умолк у него в руке, батарея израсходовала последнюю искру жизни.

В ночи над бункером завыла Кэрри.

Он не знал точно, сколько времени провел сидя на полу, пока мольбы Дэнни отражались эхом у него в голове. Наконец силы вернулись к его онемевшим конечностям и он сумел подняться на ноги.

— Я люблю тебя, Дэнни, — пробормотал он. — Люблю больше бесконечности.

От душевной боли не осталось и следа — ее сменила решимость. Джим схватил перископ и вгляделся в темноту. Ничего не было видно, только неровная серебристая полоса света, отбрасываемая луной. А потом на него злобно уставился запавший, многократно увеличенный глаз. Джим отскочил от окуляра, поняв, что зомби тоже смотрит в перископ. Затем заставил себя взглянуть еще раз, и зомби, очень медленно, ушел прочь.

Труп Кэрри стоял, залитый лунным светом, сияя гнилостными пятнами. Ее живот ужасно раздулся — беременность никуда не делась — и его уже не могли скрыть лохмотья шелкового халата, в котором ее похоронил Джим. Истрепанные клочья шелковой ткани развевались на ветру, обнажая ее посеревшую кожу.

Он вспомнил вечер, когда она сказала ему, что беременна. Кэрри лежала тогда рядом, и их тела остывали после любви. Его голова лежала у нее на животе, щека прижималась к ее теплому, мягкому телу. Ему вспомнилось то непередаваемое ощущение, возникающее в миг, стоило им лишь соприкоснуться. Вспомнился ее запах и крошечные, едва различимые волоски на животе, что мягко колыхались, когда он на них дышал. Внутри нее рос их ребенок.

А что копошилось внутри нее сейчас — Джиму не хотелось и думать.

Он повернул перископ на сто восемьдесят градусов. Жизнь после смерти оказалась милостива к их пожилому соседу, мистеру Томпсону. Его бледное лицо хоть и имело оттенок овсянки, выглядело все равно ярче, чем то, что было у него прежде. Онемевшие суставы, мучившие старика при жизни, были видны и сейчас, когда он держал в руках лопату, только теперь его гниющие, изуродованные артритом пальцы вряд ли болели. Когда мистер Томпсон поднял лопату и воткнул ее в землю, из рваной кожи, текстурой напоминающей пергамент, показались костяшки.

Тот факт, что зомби могли пользоваться инструментами, Джима не удивил. Сидя в осаде, он с ужасом наблюдал и бессильно вслушивался, как эти твари пытаются добраться до его твердыни. Очень быстро им удалось сгрести дерн и обнажить бетонную плиту. И только эта плита его и спасла.

«Интересно, им это может когда-нибудь надоесть? — думал он. — И вообще, они способны здраво рассуждать?» Он этого не знал. А наблюдать мог лишь за тем, что было видно в перископ. Временами ему казалось, что твари общались, даже размышляли... Но это тоже могло происходить только у него в воображении — его разум мог приписать им свойства, которыми те не обладали. Бывало, труп Кэрри отсутствовал по несколько дней, но неизменно возвращался обратно. Существо, некогда бывшее ему женой, явно тянуло к этому месту. Может быть, потому, что она помнила его из прошлого, а может, просто потому, что следовала инстинкту. Но твари, упорно разрывая землю над убежищем, похоже, понимали, что там находилось. Они помнили. И если эта теория верна…