— Приветствую вас, янара. — Тихий бархатный голос отца Даши вернул меня в действительность.

Я оторвала взгляд от живота его жены, которая заворочалась, но не проснулась, лишь уткнулась ему носом в шею. Как же мило она смотрелась, укутанная в тёплый цветастый плед, обласканная мужем и светом Тариона, убаюканная лёгким шелестом волн и мерным качанием кресла.

— Если вы к девочкам, они у Даши в спальне, — не соблюдая правил, даже не попытавшись встать при моём появлении, выдал великан. Задорная улыбка исказила его суровое лицо, получилась злорадная какая-то маска. Я смутилась, совершенно не понимая, почему неожиданно неуютно мне стало от свидетельства чужого счастья.

Кивнув, осторожно поднялась по ступенькам, и лишь когда за телохранителями закрылась дверь, тихо спросила их.

— Вы знали, что мать Даши беременна?

Мужчины покачали головами, а я решительно поднялась на второй этаж, чтобы безошибочно найти подруг в мастерской Дарьи, а не в её спальне. Лиза крутилась на табурете позади Дарьи, а та всё еще дорисовывала картину с золотой розой. Я оставила телохранителей в коридоре, заблокировала замок.

— Я, конечно, понимаю, что не отношусь к близким родственникам, но мне казалось, что я, Дарья, для тебя подруга. Так почему ты даже не поделилась радостной вестью, что твоя мать беременна? — решила спросить с порога, а Лиза замерла, вылупившись на меня изумлённо.

— Тётя беременна?

— А ты её разве не видела на террасе?

— Нет, я через кухню зашла, — пробормотала Махтан.

Даша убрала кисть и палитру на рабочий столик, обернулась к нам и тихо спросила:

— А кто сказал, что это радостная весть? Я похожа на счастливого человека? Думаешь, я рада, что у меня мать превратилась в мегеру и доводит меня до белого каления своими придирками и капризами?

Мы с Лизой переглянулись, потрясённые горечью младшей подруги, которая, тряхнув шоколадными волосами, отвернулась от нас и потянулась за кистью и тряпкой.

— Отец запретил кому-либо говорить. Беременность протекает очень тяжело. Слишком много манны для одной полуунжирки. Она после моего рождения долго приходила в себя из-за остаточного содержания в организме, так ещё добавил своими сперматозоидами. Тут даже вопрос не в том, выносит мама или нет сестрёнку, а в том, сможет ли выжить после родов. Отец обещает её спасти, вот только что-то не верится.

— Дашик, прости, — выдохнула Лиза и бросилась обнимать сестру, а я заняла её насиженное место, всё еще не отойдя от шока.

Молча смотрела на подруг и с трудом могла сглотнуть вставший ком в горле. Да, мы прекрасно знали, каких трудов стоило нам родиться, и почему наши родители не решались на второй заход. Но всё равно правда просто ужасающая.

Манна — проклятие и дар манаукцев. Она даровала модифицированным невероятную силу и выносливость, но у незащищённых рас отнимала жизнь.

— Я уверена, всё разрешится в наилучшем виде. Твой отец очень умный.

— Дед пытается помочь, — прошептала Дашка. — Говорит, он готовил её к этому. Моя мама его самый удачный эксперимент. Даже дядя Паскаль не котируется.

Младший брат Натали Дорош родился типичным полуунжирцем, практически наш сверстник, увлекался медициной и учился под бдительным руководством своего дедушки, прадеда Дашки и Лизы, противного унжирца, который не признавал своих правнучек.

— Лиза, ты маме своей не говори. Взрослые потом сами разберутся. Сама знаешь, если твоя узнает, что начнётся. А отцу и так тяжело, чтобы еще и твою мать успокаивать.

— Хорошо, сделаю вид что не знаю. В конце концов, я ведь и не видела тётю своими собственными глазами, — пообещала Лиза, а я лишь кивнула Даше, когда та взглянула на меня, ожидая ответа.

— А вы чего прилетели? — совсем не гостеприимно спросило нас юное дарование, а я кивнула на картину.

— Ты зачем её нарисовала?

— Да так. Захотелось, — пожала плечами та, убирая свои инструменты в специальную коробку и вставая.

Лиза подошла ко мне, мы вдвоём оценили труды Даши. Всё же она талантище. Картина просто захватывающе мрачная. Гри было не узнать, и бедненькая роза с худенькими ножками жалобно выглядела в цепких пальцах альбиноса.

— Эта картина нас может выдать! — сделала замечание Лиза, а Дорош подошла к нам посмотреть на полотно со стороны.

— Думаете? — удивилась она, словно впервые увидела то, что нарисовала. — И чем?

— Если кто-то видел танец Маши и Гри на станции.

— То что? — не хотела признавать очевидного Даша, надменно оглядываясь на нас. — У Маши эксклюзивное право носить золотые платья? Или что, все, глядя на золотую розу, решают, что под ней подразумевается наша золотая наследница наместника? Что?

Я растерянно воззрилась на Лизу, потому как не была готова к нападкам Дашки, да и после того, что она нам поведала про свою маму, мне казалось кощунством настаивать на уничтожении картины. У Лизы, кажется, были те же мысли, потому что она молча кусала губы в раздумьях что ответить.