– После встречи с Кэлом и Коллином? – спрашиваю я, и она кивает.

– Я хочу, чтобы ты понял, что на этой земле нет человека, который имеет полностью интегрированную личность. Например, я уверена, что, когда ты преподавал на занятиях, ты вел себя со своими учениками иначе, чем вел бы со своими коллегами или с друзьями. Другим примером может быть, когда кого-то приглашают на мероприятие, и они говорят, что часть меня хочет уйти, но другая часть хочет остаться, – говорит она.

– Так ты хочешь сказать, что у этих людей ДРЛ (прим. пер.: Диссоциативное расстройство личности)? – смущенно спрашиваю я.

– Нет, я говорю о человеке с ДРЛ, который пережил нечто подобное на более экстремальном уровне. В твоем состоянии границы между частями личности становятся более четкими. Старайся думать о Кэле и Коллине, как о частях твоей личности, ставших неуправляемыми, но они все еще ты, – мягко говорит она.

– Они не чувствуются мной, нисколечко.

– Почему нет?

– Потому что они полная противоположность мне. По крайней мере, Кэл из того, что я знаю, и я не знаю, что думать о Коллине. Они не принимают тех решений, которые принял бы я, и я знаю, что этот Коллин еще дальше от меня в том, как я говорю и одеваюсь, чем Кэл.

Хелен наклоняется вперед из-за стола.

– У тебя когда-нибудь был день, когда ты просыпался в настолько отличном настроении, что решал приложить немного больше усилий к своей внешности, когда ты более терпим к кому-то, кого ты обычно не можешь выдержать? Или когда в плохом настроении терпение, которое ты обычно проявляешь, очень короткое? Это всего лишь небольшие примеры того, с чем ты имеешь дело на более предельном уровне.

Я провожу рукой по голове, и это странное чувство – колючие волосы, торчащие из моей головы, а не волосы, которые обычно там.

– Я бы хотела, чтобы ты не стеснялся и не стыдился своего состояния, – тихо говорит она. – То, что сделал твой разум – удивительный подвиг. Защита, которую он создал, была не только психологической, но и нейробиологической. Он защитил тебя от события, которое могло тебя уничтожить. Вместо этого он приспосабливался и модифицировал себя, чтобы защитить тебя. То, что твой ум способен на это, вызывает восхищение, – заканчивает она почти пораженно.

Меня это не впечатляет.

– Чего я не понимаю, так это почему я до сих пор в таком состоянии? Если мы знаем, почему это случилось, что я или Кэл сделали, когда я был ребенком, почему они все еще здесь?

– Ты должен понять, Крис, что твой разум функционирует подобным образом уже более двадцати лет. Думать, что просто открытие того, что заставило его функционировать так, на данный момент, автоматически заставит его вернуться к тому, каким он был первоначально задуман, неразумно, не так ли?

Я начинаю чувствовать, что моя защита слабеет. За пять минут она объяснила мне больше, чем я смог собрать сам, не знаю, как долго.

– Так что же меня ожидает, Хелен? Как скоро я поправлюсь, потому что сейчас я чувствую себя разбитым? – честно говорю я ей.

– Не думаю, что большинство людей понимают, что интеграция – это не волшебный момент, когда все объединяются. Для большинства людей это очень долгий процесс, в котором каждый альтер должен быть открыт, включая тебя.

Когда она говорит это, я с трудом сглатываю.

– Долгий процесс... как долго? – я немного нервничаю.

– Может занять годы, – мягко говорит Хелен.

Я сердито встаю со своего места.

– Годы?! – я смеюсь и качаю головой. – У меня нет лет, Хелен. Я не могу жить так годами! Лорен не будет с нами много лет! – я говорю ей в отчаянии.

– Кристофер, дыши, – она пытается успокоить меня, но мое сердце бьется быстрее, чем минуту назад. В горле становится сухо, и тупая знакомая боль усиливается...

***

Кэл

– Кристофер, ты в порядке?

Моя голова полна дерьма. Я открываю глаза, и передо мной все расплывается. Когда зрение проясняется, вижу Хелен, сидящую передо мной.

– Неправильно, – говорю я ей, направляясь к стулу в ее кабинете, и плюхаюсь на него.

– Кэл? – я показываю ей большой палец. – Ты в порядке? – она встает и подходит ко мне.

– Нет. Этот придурок закрыл меня, никогда не было так трудно пройти. Черт, голова болит, – я чешу затылок и чувствую кожу головы. – Какого черта, я лысый?

– Не совсем, – Хелен смеется и протягивает мне зеркало.

Я смотрю в него.

– Я выгляжу как гребаный яйцеголовый, – я возвращаю ей зеркало.

– Что последнее ты помнишь?

– Этот придурок Коллин был здесь, и ты хотела поговорить со мной, а я хотел, чтобы он знал, что наша сделка окончена. Каким-то образом он прервал меня, и с тех пор я ничего не помню.