С каждой фразой, с каждым вспомнившимся фактом Ольгу отпускало. Поглядывая на оставшегося в стороне Игоря, она водила свою группу от граффити к граффити, от одной плиты к другой и говорила.

Словно не питерская журналистка-разоблачительница Ольга Власова, а какая-нибудь Хельга с Гетештрассе. Без потерь в прошлом, без кошмаров по ночам. Просто женщина. Влюбленная в шикарного мужчину из Питера и мечтающая лишь о том, как бы поскорее остаться с ним наедине.

К ее невероятной удаче, терпения Варшавского хватило минут на пятнадцать. Истратив весь запас знаний, Ольга уже и не знала, что говорить, но мужская ладонь обняла за талию.

–  Все! Шоу закончилось, шапито уезжает, - не заморачиваясь с английским, произнес на русском Игорь и повел ее к машине.

Американцы оглядывались ни них. Ничего не понимали, а он крепко держал, не давая даже помахать рукой на прощание.

–  Женщина, я тебе поражаюсь!
– уже у машины крутанул Ольгу к себе.
– И когда ты успела стать экспертом по берлинской стене?

Его раздражение было таким непривычным и приятным.

–  Ты забыл, я ведь журналист. Что-то вспомнила, что-то сочинила. С моим опытом это не так уж сложно.
– Она задумчиво склонила набок голову.
– А что?

Варшавский нахмурился, потер лоб, а после, зыркнув исподлобья, выдал:

–  Я понял, что я расист.

–  Ты… - Ольга заторможено оглянулась на группу. Чернокожий в ней был один. Тот самый парень, который пристал с вопросами, а потом ходил по пятам.

–  Конченый расист, - проследив за ее взглядом, подтвердил Игорь.

Сдержать смех было трудно. Уголки губ сами разъезжались в стороны, и выдержка трещала по швам.

–  Больной, и давно это с Вами?
– постаралась произнести Власова с видом сурового врача, но в конце все же рассмеялась.

–  Расизм?

–  Ревность!

–  Доктор, Вы уверены?
– еще сильнее нахмурился Варшавский.

–  Однозначно. Даже не надейтесь, больной. Диагноз окончательный.

Наслаждаясь за сменой эмоций на красивом суровом лице, Ольга забросила руки ему на плечи.

–  Черт, а мне так нравилась идея с расизмом, - нахальные мужские ладони все же добрались до юбки и принялись на ощупь искать ответ на главный вопрос дня.

–  И это тот, который обвинял меня в ревности, - пока кое-кто не пересчитал еще и крючки на ее бюстгальтере, Ольга сдвинула его руки на талию.

–  Видимо, от тебя и заразился, - Игорь сиял как медный пятак.

–  Конечно. Половым путем.

–  Им самым, и знаешь… - он взглядом стрельнул вниз.
– Я прямо сейчас ощущаю, что готов продолжить заражение. Пару раз точно, а если потом покормить, так и еще больше.

Только Варшавский с его бронебойной уверенностью в себе мог возбудиться у берлинской стены. Ему было до фени место и количество людей вокруг. Хватило нескольких прикосновений, чтобы он оказался готов.

Ольга бы соврала, сказав, что смущается. Все было наоборот. Такая власть рвала все стоп-краны из опасений, опыта и внешних правил. Она наслаждалась своей силой и не собиралась этого скрывать.

Впервые после мужа Ольга позволила себе отношения "с открытой датой". Забыв уже, что это такое, как канатоходец шагала с шестом в руках над пропастью. Иногда робко, пряча волнение за беспечностью. Иногда уверенно, ощущая, как в моменты опасности железная воля ее мужчины превращает канат в широкую дорогу.

Любовь, влюбленность, одержимость - в той карусели эмоций, что кружилась у нее в голове, сложно было понять свои чувства. Пропала она одна или пропали оба - после Хасима Ольга не взяла бы на себя роль знатока мужских душ.

Ясно было лишь одно - ангел-хранитель все же вспомнил о своей непослушной подопечной. Он подарил ей Варшавского и Берлин. А их точно стоило ждать почти четыре года.

После Берлина на работе Власову встречали любопытными взглядами и привычным шепотком за спиной. С кем именно она провела два дня в немецкой столице не укрылось от дружной журналистской братии.

Роза, которой Ольга не сказала ни слова о поездке, разводила руками. Другие откровенно пялились то на шею, то на уши, то на пальцы, словно во время перелета рядом с богачом на них сами собой должны были вырастать бриллианты.

–  Жестокая ты, Оля, - обняла ее Роза, - хоть бы кольцо от бывшего надела. Какой-никакой брюлик. А то ведь Игореху твоего жмотом обзовут. Не отмоешь потом.