Шрифт:
Не попрощавшись, я пошла по мосткам. Прочь от него. Но он пошел следом.
— Не подходи! — закричала я, не оборачиваясь. — Я ухожу без тебя. Ключи от машины заберешь на стойке через полчаса. Не смей идти за мной! — повторила я уже истерическим криком, когда услышала за спиной новый шлепок.
— Почему ты уходишь? Что я сделал не так?
Зачем я оборачиваюсь к нему? Зачем трачу время на человека, который не способен понять, что он сделал не так. Он все сделал так. Так, как мог. Так, как позволил ему его больной мозг. Это меня здесь не должно было быть. Меня. Разумной. Взрослой. Свободной. Женщины. Видно, чего-то из этого списка у меня не было. Наверное, как и у него — разума. Свободу Димка мне вернул. Дата рождения все дальше и дальше удалялась от сегодняшнего дня. А вот разум я действительно оставила на концерте в Зальцбурге. Но сейчас я верну его себе. Только скажу этому ненормальному спасибо — он его ждет. Спасибо за все те незабываемые моменты, которые он стремился мне подарить.
— Ты все сделал так, — отчеканила я. — Спасибо. Только больше мне ничего от тебя не надо. Прощай.
Он стоял слишком близко. Но я не желала прощального поцелуя. Мы простились на словах — все. Точка. Жирная. Которую нельзя исправить на запятую. Альберт, прощай. Прощай, и никаких «до свидания».
И я развернулась. Быстро. Но не побежала, боясь растянуться на последнем метре мокрой от ночной влаги пристани. В тишине звучали только мои шаги. Можно было выдохнуть. Только выдох отозвался в груди жуткой болью. Словно сердце вобрало в себя всю кровь и готовилось разорвать грудную клетку. Или ломило все же спину? Лопатки. Ту точку, куда Альберт посылал свой прощальный взгляд. Как же больно уходить даже от того, от кого следовало бы убежать. Давно. В первую же минуту знакомства.
И вот наконец под ногами трава. Мягкая. Безопасная. И, содрогнувшись от новой боли, я побежала. Как ветер, не чувствуя под ногами земли. У меня словно выросли крылья. Надулись, как паруса, и несли меня сквозь ночь прочь от отпускного сумасшествия, которое могло стать роковым. Я бежала, бежала, бежала… Не чувствуя больше своего тела. Его, как пушинку, подхватил ветер, закружил, поднял к небесам и швырнул на землю. Я чудом угодила лицом в траву. Асфальт бы расквасил мне нос.
— Глупая! — Альберт склонился надо мной. — Разве так надо?
Я приподнялась на локтях, ожидая протянутой руки, но не тут-то было. Он смотрел поверх меня горящими глазами, и я поняла, что мне просто необходимо бежать дальше, чтобы спрятаться от безумца в стенах номера, забравшись с головой под ромашковое одеяло. Но сколько бы я ни пыталась встать, дальше четверенек не поднялась. Что-то придавило меня к земле. Может, я ненароком снесла какой-то знак? Я попыталась выгнуть спину, и что-то сразу же зашуршало позади меня — достаточно громко, чтобы заглушить в ушах песню цикад. Зверь? На мне сидел какой-то зверь! Именно на него глядел сейчас Альберт и улыбался. Кто это может быть? Тяжелый, но мягкий. Не волк же? Кто, кто здесь водится?
Я хотела закричать, но не смогла. Горло заполнила горечь, и я сплюнула выступившую на губах пену. Вода. Во мне еще было много воды. Бездействие зверя пугало. Мозг отказывался думать, но тело само попыталось высвободиться из звериного плена, и ему это удалось! Я сумела вскочить, но легче не стало. Что-то очень тяжелое висело за плечами. Я даже не могла пошевелить лопатками.
— Раскинь руки!
Я подчинилась, не вникая в смысл приказа. Стало заметно легче. Но этот кто-то продолжал висеть на мне. Может, зацепился когтями за кофту?
— А теперь подпрыгни!
Я вновь безропотно подчинилась. Но выполнила команду лишь наполовину — подпрыгнула, но не опустилась на землю.
— А теперь маши крыльями! — закричал Альберт. — И полетишь! Вилья, ты полетишь! Наконец-то!
Я передернула плечами, и ночной воздух заколыхался перед глазами, словно у пьяной. Альберт точно уменьшился и стоял, раскинув руки, с задранной головой. Он смотрел на меня. И я испугалась. Задрожала еще сильнее и упала ему на руки.
— У тебя есть всего час. Час, чтобы научиться летать и полететь туда, куда зовет тебя сердце. Час, не теряй его, моя Вилья! Моя Виктория! Не становись моим поражением. Первым и смертельным. Я не переживу неудачу!
Он держал меня за плечи и заглядывал в глаза — и впервые я увидела в них чистую детскую мольбу. Я их не узнавала — из серых они вдруг стали бирюзовыми. Я видела в них небо — чистое солнечное небо, но вот его заволокло облаками, и я поняла, что Альберт плачет.
— Не плачь, — сказала я и коснулась пальцем слезинки, замеревшей на колючей щеке.
Она перекатилась на кончик моего ногтя, покатилась вниз по указательному пальцу и, очутившись в ладони, начала расти, как мыльный пузырь. И когда перестала помещаться в моей руке, поднялась с нее и зависла между мной и Альбертом. Его я уже не видела, зато видела себя, будто в зеркале — себя и крылья. Огромные белые крылья дрожали у меня за спиной. Я ахнула, и зеркальный пузырь лопнул, обдав меня морем брызг, от которых защипало глаза. Теперь я тоже плакала, но Альберт не протянул мне руки.
— Это лишь на час. На один час, Виктория! — кричал он звенящим от едва сдерживаемых рыданий голосом. — Лети! Лети туда, где тебя ждут. Это твой единственный шанс. Как и мой. Если ты пропустишь его, то просто пожалеешь. Я же умру, потому что отдал за твои крылья жизнь. Лети, Вилья! Лети!
— Куда?
Мне хотелось рассмеяться. Спросить, чем и когда он успел меня опоить. Где-то маковое поле, на котором мне суждено уснуть вечным сном? Или где обещанное «битлами» клубничное, на котором меня ждет вечная радость? Крылья? Какая глупость… И я сумела, сумела рассмеяться! Звонко! И мой смех перекрыл рыдания Альберта! Тогда он схватил меня за плечи и затряс, будто желал вытрясти из меня душу. Куда там, она давно была в пятках. Оттуда ей выхода не было.