– Ну что исправленцы, на улице минус двадцать! – на весь отряд крикнул Шаманский, который ходил курить в локальный сектор трёхэтажки.

Услышав эту новость, Гришка буддист даже прекратил молиться своему Богу, а Гозберг твёрдо решил сегодня идти в медсанчасть. Через минуту кто-то сдёрнул с Гозберга одеяло, и он увидел прапорщика Алексеева. Ёлки палки, значит не Великанов сегодня на смене, значит подменились, вот чёрт, прокрался тихо в отряд и даже Шаманский его не заметил, а может и видел, но промолчал скотина.

Алексеев самый противный в отделе режима, худой как смерть, надо признать и незаметный, как всегда. Народ, увидев Алексеева, сразу начал суетиться, одеваться, все слезли с кроватей и пошли кто куда, в туалет, в коридор, в локальный сектор.

– Гозберг, почему ещё спишь? Команда «подъём» для всех вроде была? Неделя изолятора тебе светит за нарушение правил внутреннего распорядка.

– Гражданин начальник, заболел я, ломит всего и морозит. – ответил Гозберг хриплым и жалостливым голосом.

– Ничего не знаю, команду «подъём» не выполнил, значит идём в штаб разбираться, факт нарушения на лицо, а это изолятор. – строго и громко сказал Алексеев, чтобы все услышали в отряде.

Прапорщик Алексеев начал внимательно смотреть по сторонам в поисках ещё нескольких нарушителей, но все уже свалили от возможных проблем, чтобы лишний раз не связываться с режимным отделом. Гозберг для вида пытался избежать наказания, но знал, что это бесполезно, да это и не нужно было. Он специально ждал этого момента, чтобы под благовидным предлогом оказаться в штабе. Гозберг быстро оделся и пошёл вслед за Алексеевым в отдел режима. Исправленцы молча проводили Гозберга и Алексеева и естественно среди них «адвокатов» не нашлось, чтобы идти поперёк администрации.

Гозберг шёл вслед за Алексеевым, скрипя своими новыми зимними ботинками по снегу. Гозберг не любил зиму в принципе, так как до исправительного центра он её попросту не видел. Центр уже ожил как муравейник, исправленцы бегали туда и сюда, кто в штаб, кто из штаба, кто на работу, кто в столовую. Если бы не фонари периметра и отрядов, а также везде снующие исправленцы, можно было бы подумать, что ещё ночь.

Глядя на то, как одеты зимой исправленцы, Гозберг давно уже научился распознавать местных от южан, таких как он. Южане полностью закутываются в шарфы, поднимают воротники и всегда в рукавичках, а местные в такую погоду вообще не мёрзнут. Местные всегда в одних штанах, руки голые, воротник расстёгнут, им становится холодно только ниже минус сорока.

Прапорщик Алексеев тоже местный, ему дай волю, он бы в фуражке ходил и в осенней куртке, но по уставу зимой положено носить зимнюю форму одежды. Гозберг каждую зиму думал о том, как местные вообще привыкли здесь жить, где полгода морозы, а полгода местами оттепель. Если и есть на земле ад, то это явно не сковороды с маслом на кострах, это однозначно местная русская зима.

– Потеплело. – сказал на ходу Алексеев.

Гозберг посмотрел на большой электронный градусник, находящийся над окнами дежурной части штаба, который показывал красной бегущей строкой минус девятнадцать. Ну-ну, подумал Гозберг, потеплело, да как же потеплело, если всё вокруг обледенело и в инее, по мне так вообще все минус тридцать на улице. Лучше бы, конечно, минус сорок пять, тогда на работу хоть никого не выводят, думал Гозберг, подходя к крыльцу штаба.

Алексеев и Гозберг зашли в штаб.

– Тебе прямо по коридору. – не оборачиваясь сказал Алексеев и свернул на право в дежурную часть.

Гозберг оглянулся назад и быстро пошёл по коридору к самой последней двери с табличкой «Оперативный отдел. Ковалёв А. С.». Гозберг был здесь как у себя дома и без стука зашёл в кабинет, так как знал, что его уже ждут.

– Здравствуйте Антон Сергеевич, рад видеть. – Гозберг поприветствовал старшего оперуполномоченного оперативного отдела капитана Ковалёва.

– Привет, привет Солохон Абрамович, как дела, что нового? – сказал Ковалёв, встал и закрыл дверь кабинета на замок.

– Много чего нового, много, исправленцы же как дети, постоянно что-то шкодят, что-то мутят, всё хотят мимо администрации проскочить, но тёмные силы оперативного отдела всегда на стороже.

– За что и ценим тебя Солохон Абрамович. – сказал Ковалёв, потом включил свой планшет и начал запись агентурного сообщения в электронном деле агента № 001562 под псевдонимом «Ветров».

Ковалёв и Гозберг по своей сути были два сапога пара, поэтому для приличия, как обычно, обменялись любезностями и прощупали настроение друг друга. Гозберг был единственным агентом Ковалёва, которого он называл по имени и отчеству, причём заслуженно. Солохон Абрамович порой выдавал такую информацию по исправительному центру и исправленцам, что один раз в три месяца его лично вызывал сам начальник центра, естественно тоже под легендой, чтобы лично знать оперативную обстановку на объектах.

Ещё одной причиной вежливого общения было то, что электронный браслет на ноге постоянно записывал все разговоры и по зашифрованным каналам связи отправлял всю информацию в Управление «Ъ», которое находится в Москве. Гозберг знал про это, так как это было прописано в пункте № 9 контракта о сотрудничестве с оперативным отделом информационного центра.