С одной стороны, это было хорошо, так как у агента-исправленца есть гарантии, страховка и государственная программа защиты негласного сотрудника. С другой стороны, это было плохо, так как это ограничивало в возможностях заниматься преступной деятельностью в исправительном центре, для своих личных и корыстных нужд.

О том, что электронные браслеты записывают разговоры, знают все исправленцы, но со временем бдительность и осторожность ослабевают. Рыбий язык уходит на второй план, когда ты общаешься со своим другом, которым для многих является Солохон Абрамович. Прогресс шагнул вперёд, но принципы оперативной работы остались прежние, так как язык жестов глухонемых стали изучать все наповал, а бумага, карандаши, ручки и самоучители жестов глухонемых приравнивались к оружию и наркотикам.

Единственная официально разрешённая бумага была только у сигарет и для самокруток. От табака не уйти не при каких законах. Но не за горами времена, когда агентуру исправительных центров снабдят видеонаблюдением, встроенным в глаза, по крайней мере в искусственные, а в сигаретах вместо бумаги будет пластик. А пока всё по-старому – оперативник, агент, информация, реализация. Хотя, откровенно говоря, и с видео-глазами вряд ли что поменяется в оперативной работе исправительных центров.

– Ладно Солохон Абрамович, давай ближе к делу, что нового на оперативных просторах?

– Ну что нового, бригадир Хлебников носит дачки нарядчикам, чтобы лёгкие объекты давали, хочет на очистных постоянно работать, кстати вчера тоже относил, и бригада сегодня не пойдёт на строительство завода по переработке мусора.

– Кому конкретно, старшему?

– Нет, его помощнику по фамилии Доренко, тот за килограмм сала и сигареты на всё готов, хоть на луну наряд выпишет.

– Понятно, дальше что?

– Адамов сегодня будет за забор почту выносить, там у него около тридцати конвертов накопилось, так что можете его прямо перед выводом брать.

– Откуда бумаги столько?

– Корягин на неделе разжился школьными тетрадями и цветными карандашами, ему однозначно кто-то из администрации помогает, я думаю на сотрудниц комнаты выдачи посылок и передач, больно у него с ними тёплые отношения.

– Понятно, дальше.

– У Рыбакова появилась книга по жестам глухонемых, пока сам не понял откуда, но он её никому не даёт читать, наверно сначала сам изучит, а потом продаст.

– Размер книги какой?

– Чуть больше спичечного коробка, где-то пять на семь, в полиэтиленовом чехле её хранит, где конкретно прячет я не знаю.

– Интересно, интересно Солохон Абрамович.

– Терновский изучает узелковое письмо, нитки вытаскивает из одежды и тренируется, с чего читает я не знаю, но каждый день между ужином и отбоем постоянно лежит на кровати и вяжет эти узелки.

– Значит опять за своё взялся, значит мало ему двух изоляторов, понятно, что ещё интересного?

– Ну и самое главное, Шведов начал малолеток учить азбуке Морзе, они ему чай и курево несут, а он им в уши вкручивает по полной программе за ценности свободы и светлого будущего.

– Много народу к нему ходит учиться?

– Нет, пять или шесть человек, но если Шведова не изолировать, то количество желающих поучиться азбуке Морзе увеличится.

– Да-а, вот времена настали Солохон Абрамович, теперь в цене знания, давно ушедшие в историю.

– Ну а чего вы хотели Антон Сергеевич? В центре наверно видеокамер больше, чем исправленцев, дроны по периметру и в локалках летают, на работу сопровождают, на работе за всеми смотрят, а это помимо отдела режима, конвоя, ну и Вас соответственно.

– Время высоких технологий идёт неизбежно вперёд.

– Это верно, современная цензура работает на сто процентов, поэтому исправленцам и приходится возвращаться к старым методам общения между собой и с волей. Тут ваши прослушки, глушилки и прочие электронные средства контроля Антон Сергеевич бессильны. В цене теперь листок бумаги, карандаш и «ноги», кстати, что на счёт моей зарплаты, то есть премии?

– Всё нормально, ты же знаешь, что за успехи в оперативной работе премия один раз в квартал начисляется, так что не переживай, мы тебя не забыли. А что у нас с Павловым, ты смотришь за ним?

– Павлов не дурак, старается никуда не лезть, работает хорошо, не переживайте, он у меня на особом контроле.

– Ну и отлично, ещё есть информация?

– На сегодня это всё.

Гозберг чихнул и два раза подмигнул правым глазом Ковалёву, который, зная этот их секретный знак, достал ручку и листок бумаги. Гозберг написал: «Антон Сергеевич, мне бы откосить от работы, замолви словечко у нарядчиков». Ковалёв ответил: «Ты же знаешь, что от работы закосить нельзя, начальник за такие поблажки тут с любого шкуру снимет, если успеешь до развода, то в медсанчасть сходи, это если температура будет».