– Не хочу.

– Тогда я уеду. Правила игры ты знаешь, – вполне равнодушным тоном ответил звонящий.

Марат понимал, что его друг не шутит. Ехать на подземке не входило в его планы. Такси не по карману.

– 10.

– Пять. Пять минут, чтобы ты почистил грызло и одел портки.

Он вышел через 10, чем вызвал сильное раздражение своего друга.

– Иван сегодня грозный?

– Марат, у тебя не так много друзей, готовых быть твоим личным шофером, да и вообще. У тебя их немного. Ну а что до грозного, то ты бы – мой маленький татарский дружок, сидел бы не на добротной вентилируемой заморской коже, а на колу.

– Шуточки у тебя дурацкий с каким-то подсмыслом что ли. Намекаешь?

– Поведение у тебя дурацкое и слова «подсмысл» нет.

– Слууушай, – растянул Марат, – ты книжки современные читаешь? Музычку слушаешь? Все делают и говорят, что хотят и как хотят. Новое время. Понимаешь, Вань? Один раз живем. Вот что.

– Марат, а ты с каких пор себя к культурной интеллигенции записал? И вообще, что касается нового времени, новых людей, этих псевдопрозорливых и псевдоталнтливых рэперочков недоделанных и так далее и тому подобное, то могу процитировать одного выдающегося писателя относительно времени и людей: «Кто полагает, что свойства людей меняться с поколениями – бесконечно глуп.». Из этого много следует, а именно, что, если кто-то полагает, что сейчас люди живут как-то особенно от людей прошлого века, имеется ввиду действия, обусловленные глубинными мотивами, то он глуп. Естество человека одно на тысячелетия. Так что новые тлетворные веяния в литературе и музыке могут влиять только на поддающихся им особам. Без стержня.

– Вань, ты такой красавчик…

Иван посмотрел на полуулыбку-полуухмылку своего друга и все понял. Марат очередной раз виртуозно отвлек его и заставил распаляться на волнующие его темы. Они оба это понимали. Дружба длинною в десятилетие сделала свое дело. Кому-то и жизни не хватит ощутить близость человеческих душ, взглядов, вкусов. Но не для них. Одев погоны однажды, примерно по одним и тем же мотивам, и сняв их почти одновременно, они как будто ехали на одном поезде и совершали синхронные пересадки в другие составы.

Иван же знал о маратовском честолюбии, стремлении к осмыслению своей жизни, процессов, о его тонкой душевной организации и о стремлении защитить свой внутренний мир посредством внешней напыщенности и самоуверенности, которые многие воспринимали, как высокомерие. Последнее не соответствовало действительности.

Стоит отдать должное – к замечаниям и критике близких у Марата выработался иммунитет. Но с остальными сладить он был не в силах и частенько реагировал на провокации и выходил из себя. Становился дерзок и непримирим.

Новенький седан представительского класса неспешно двигался по развязке. До офиса предстояло преодолеть маршрут длиною в пол часа. То, что они оба видели на горизонте – конечный пункт в виде новомодных квадратных зданий–исполинов придавало скорее нервозности и раздражения, а не задуманный архитекторами предполагаемый восторг.

– Вань, ты же понимаешь, чем мы занимаемся, – риторика, он сделал паузу, – мы просыпаемся в бетонной коробке, моемся и идем в другой короб, чтобы выполнить труд, за который получим денежку на месячишко. Чтобы не умереть от голода в течение следующего месяца и также продолжать продавать свое время. Ты же знаешь, о чем я. Это жестоко. Нам выдают денежку, чтобы мы не сдохли!

Марат знал, что монолог обречен. Его прическа в стиле скандинавских викингов (волосы зачесаны назад, затылок и виски забриты) растрепалась, пряди падали на глаза.

– Вика пишет?

– Нет.

– Ревнивец хренов…Такую девчонку упустил.

– Вань, ты конченый такие разговоры заводить с утра… Да и вообще в любое время.

– Ну, глядишь этот опыт поможет тебе в будущем.

– Наверное, – Марат тяжело вздохнул.

– Ты же понимал, что нельзя держать человека в черном теле, тем более такую, как Вика. Она барышня деятельная, активная. Красивая в конце концов.

– Так может ты с ней еще и замутишь, – Марат сверлил глазами своего друга. Взгляд выдавал все. Кипение, ярость, злобу. Но не по отношению к Ивану. И Иван это знал. Все эти чувства «принадлежали» Марату и никому другому. Они сжирали его самого. – Знаю я. Знаю. Понимаю, что у человека должно быть свое пространство, свое время, свои друзья. Умом понимаю, что человека нельзя удержать, но что-то другое хочет приковать своего человека к батарее. Понимаю, что любимый человек, точнее любящий сам всегда найдет дорогу домой. Я имею в виду не с похмелья или в алкогольном бреду, а метафорически. Отпустить. Да и как отпустить… Это условно. Он никуда не уходит. Уходит он в другом случае, когда ты неуверенный в себе тупорылый собственник. Любовник задыхается, еще испытывает к тебе чувства, надеется, что ты не убьешь, а только слегка придушишь. – Собеседники переглянулись заговорщицки улыбаясь. Тема о сексуальных наклонностях, как и у любых друзей у них была в фаворе. – Но нет…Это не страсть и не секс уже, а одержимость и в этот момент умирает надежда, вместе с ней вера, а любовь- известное дело, без них не может.

Они минуту помолчали.

– Отличный тост.

– Желаю вам того, что сам я упустил. Берегите любовь. Да, что-то в этом духе.

До последней темы Марат жаждал спора, диалога. До того, как Иван помянул былое. Марату в принципе был свойственен поиск. Он искал спасения. Спасения от нескончаемой чреды дней и событий, которые не кончались, повторялись изо дня в день, не откладываясь в памяти. Время от времени у него появлялось чувство будто он в шаге от неуловимой истины и каждый раз посещало чувство будто он как нетерпеливы рыбак дергал и хотел вырвать рыбу из черной пучины воды. Еще чуть-чуть и вот оно могло быть открытие, которое изменит всю его жизнь. А возможно и жизни других людей.