— Ну, скажите, ради Бога, что вы хотите от меня услышать. Я вам все скажу, как на духу. — я сложил руки в молитвенную позу и покачивал ими в такт каждого слова.

— Рыночный социализм? — за время беседы Суслов не изменил тембр голоса и высоту звука не на йоту.

— А что рыночный социализм? — Недоумение, отразившееся на моем лице, надеюсь, выглядит вполне естественно. — На эту тему у меня был один разговор с Евсеем Григорьевичем Либерманом, когда он приезжал к нам в село. Он спросил, вы тут что, капитализм решили возродить? На что я ответил, что вы можете нашу работу называть хоть капитализмом, хоть плановым капитализмом или рыночным социализмом, — все это будет одинаково неверно. Мы создаем самоуправляемые коллективы в школе, в леспромхозе, в колхозе. Для этого мы используем методику великого советского педагога Антона Семеновича Макаренко.

— Ты хочешь сказать, что к концепции рыночного социализма не имеешь никакого отношения? — Суслов даже приподнялся со стула, и в его голосе я впервые услышал напряжение.

— Евсей Григорьевич спросил меня, как бы я видел концепцию рыночного социализма. Я ответил, что, судя по названию, должен быть создан рынок, а это штука конкурентная. Конкуренция может быть по цене, по качеству и по ассортименту. Рынок может быть только потребительским, наподобие НЭПа, который ввел Владимир Ильич. Ведь зачем-то он это сделал? Рынок нельзя создавать для стратегических отраслей: сырьевых, энергетических, оборонных, научно-стратегических, не знаю еще каких.

— И это все, о чем ты говорил?

— Разговор длился часа четыре. Я могу что-то не вспомнить, тем более все это очень далеко от того, чем я занимался тогда и что меня интересовало. Я не политик и не экономист, я педагог. Меня интересует воспитание и обучение детей. Правда, последнее время воспитание взрослых меня тоже интересует, но на эту тему нет никакой литературы. Почему-то теория воспитания охватывает период только до выпуска ребенка из школы.

— Значит, ты ничего не говорил о свободных ценах, о выходе предприятий напрямую на внешний рынок, о валютном обращении в стране, о частной собственности, о конкуренции?

— Я говорил о том, как понимаю термин рынок. Капиталистический он или социалистический, неважно…

— Почему неважно? — перебил меня Михаил Андреевич.

— Если заменить слово "конкуренция" на "соревнование", то как выглядит рынок? Я так думаю, что рынок — это место, где кто-то соревнуется друг с другом, чтобы продать свой товар. Спортивные снаряды, с помощью которых идет соревнование — это цена, качество и ассортимент. Спортсмены сами используют эти снаряды, кидают дальше, выше, глубже. Побеждает тот, у кого прибыль больше, или у кого работники живут лучше, или еще как-то. Это зависит от правил игры, которое устанавливает государство. Я понимаю рынок как-то так. Немного по-детски, да? — я вопросительно посмотрел на Всемогущего.

— А что про валютное регулирование? — похоже Суслов успокоился.

— Так, чтобы развивать страну, нужно все больше и больше денег. Мне кажется, они должны все время расти в количестве. А где их брать? Печатать? Я подумал, что продавать товары за границу безопаснее.

— Что продавать и кому?

— Да какая разница! Все, что хотят покупать, то и продавать. Надо, вообще, посадить их на товарную иглу. Нам важно лишь, чтобы деньги приходили в страну и побольше. А посему, кто может продать, пусть и продает. Регулировать надо приходящие деньги, а не уходящие товары. К тому же, с них можно еще и пошлины в казну получать. Вы не согласны? — я умоляюще посмотрел в лицо Суслова. Я старался, по мере сил, изображать "писающего мальчика", писающего от страха.

— Ты много вопросов задаешь. Мне почему-то кажется, что ты не веришь в достижения социализма и хочешь вернуть страну назад, в НЭП. Тогда и сейчас — это две большие разницы, не находишь? — Суслов начал дискутировать и, сам того не желая, дал мне новые возможности вести беседу. Хотя… кто он, а кто я? Соревноваться в искусстве эзопового диалога с пожизненным чиновником, все равно, что писать против ветра — удовольствие получишь, но результат не обрадует.

— Тут двух мнений быть не может, правда, я хочу напомнить, что я педагог, а не политик и не экономист и не могу ни вернуть страну в НЭП, ни вообще куда-то, я даже не обсуждаю это ни с кем. Мне это, действительно, неинтересно. Либерман спросил, что я думаю, — я ответил; вы спросили — я ответил; но я не пишу статей на эту тему, не выступаю на митингах или собраниях, не обсуждаю на кухне.

— А чем же ты занимаешься? Чего хочешь?

— Хочу, чтобы дети учились без троек, имели спортивные разряды; чтобы все захотели получать высшее образование и закончили институты; чтобы все были патриотами; хочу, чтобы женщины на селе хотели и не боялись рожать. Ну, и все в таком духе. Мечтаю, чтобы все жители села жили в домах со всеми городскими удобствами. Долго можно перечислять. А что?

— Опять вопрос? Тебе надо учиться поменьше задавать вопросов начальству.

— А зачем?.. Ой!!! — я в испуге зажал рот. Суслов улыбнулся.

— Ты странный молодой человек. Необычный, уж точно. Меня что-то беспокоит в том, что ты делаешь, но пока не могу понять, что именно. Я буду наблюдать за тобой очень внимательно, буду следить за развитием концепции "рыночного социализма", СЭЗ. Так что будь внимателен в словах и поступках. Покачнуть основы марксистко-ленинской теории я не дам.

— Михаил Андреевич, такие вещи может разработать только партия, ее идеологические структуры. Больше такое никому не под силу. Все остальное останется суетой сует. Я точно никак не могу поколебать хоть какие-нибудь основы. Да и не специалист я в этом.