Заказали язык, заливное, салаты, осетрину, паштеты. Оксане достался суп-пюре с креветками и сухариками.

– Мам, а можно мне кока-колу? – спросила она так тихо, что ее голос можно было бы заглушить шорохом страниц.

В ответ жена брякнула:

– Разумеется, нет! Это вредно.

Оксана съежилась.

– Принесите девочке кока-колу, будьте добры, – сладко проговорил Саша в адрес проходящего мимо официанта.

Взгляд, который достался ему от жены, наверное, мог бы превратить его в кучку фекалий, но это подпортило бы вечер. И потому супруга расплылась в улыбке:

– Хорошо, в честь МОЕГО ДНЯ РОЖДЕНИЯ можно…

Семейство сидело, не шелохнувшись. Когда принесли и разлили водку, тесть вопросительно посмотрел на Сашу и сам взялся произносить тост.

– Дорогая Аллочка! – начал он. А Саша в это время задался важными вопросами.

1) Как вышло, что он сидит в этот момент с совершенно чужими ему людьми?

2) Почему эта неприятная женщина обитает в его квартире, роется в его вещах, позволяет себе смеяться над ним?

3) С какой стати она распоряжается не только его имуществом, но и его временем, настроением и даже фамилией?

Саша удивлялся, не находя ответов на эти вопросы. Так бывает во сне: ты попадаешь в предлагаемые обстоятельства и должен волей-неволей существовать в них, хотя вроде бы понимаешь, что все это бред. Вот и Саша залип в какой-то кошмарной жизни и был не в силах проснуться.

Он покосился на жену, на ее злые губы, на дрожащие гипюровые цветы и удивился еще больше. Он помнил, как женился на милой девушке с красивой улыбкой, и тогда его не смутил даже тот факт, что у нее была маленькая дочь – кстати, он так и не узнал от кого.

Сидящие за столом между тем начали чокаться; видимо, окончился тост. Саша протянул рюмку и чокнулся с братом жены Вованом. В глазах Вована читались тоска и смертная скука, и они с Сашей поняли друг друга без слов.

Праздник продолжался. Несмотря на водку, родственники по-прежнему сидели прямо, напряженно жевали и мило рыгали в кулак. «Рыба хорошая, да… Только вот соли маловато. А помнишь, мы у Нинки заливное ели? Она еще туда какую-то зелень такую положила…» Жена тоже что-то рассказывала. Она упорно творила иллюзию, для чего изредка обращалась к Саше с вопросом: «Да, Саша?» Он отвечал «угу», не прислушиваясь.

Когда музыканты во фраках заиграли Puttin’ On the Ritz, а маленькая армянка влажно запела, из-за соседнего столика выскочила плотная женщина в обтягивающих штанах. Она начала танцевать, и ее попа задвигалась, как огромная мармеладина, выписывающая в воздухе букву «о», затем «ф», а еще позже – тире. Но Сашу внезапно толкнули в бок, и он встретил взгляд жены, холодный и электрический.

Еще через полчаса он начал изнемогать. Вован тоже крутился на месте и тыкал вилкой в кусок осетрины, пытаясь сделать из него рыбную марлю. Оксана смотрела сквозь людей и предметы куда-то в космическое пространство, рот ее приоткрылся. Саша дождался, пока она ощутит его взгляд, и скорчил ей рожу. Она едва сдержала улыбку. Они стали веселиться вдвоем, пока остальные что-то бубнили о мягкой мебели, кем-то испорченной. Саша изображал сидящих за столом по очереди. Оксана прыскала в кулак, делая вид, что поперхнулась. Вован тоже начал смотреть на Сашу и улыбаться. Вдруг прозвенел голос жены:

– Немедленно прекрати! Иначе щас выйдешь из-за стола и будешь сидеть в гардеробе, пока мы тут не закончим!

Она обращалась к Оксане. От испуга девочка сделалась меньше в размере и вжалась в кресло. Саша дождался, пока возобновится разговор за столом, и продолжил кривляться. Тут же его больно ущипнули и зашипели в ухо:

– Если я еще раз тебя на этом поймаю, что мне сделать?!

«Обосраться», – подумал Саша. Вместа ответа он зажевал огурец и задумался. Накануне он дал себе слово стойко вынести пытку женой, но сейчас понял, что слово не сдержит. Внутри у него начал закипать какой-то первородный, дообезьяний даже бульон, не восприимчивый к увещеваниям разума. Горло его сдавило, на лбу появились капельки пота. Возможно, он даже затрясся. Тут жена повернулась к нему и сказала:

– Слушай, ты же не дома. Ты можешь хоть пару часов побыть человеком, а не свиньей?

Все за столом затаили дыхание. А Саша встал, отодвинул свой стул и сказал:

– Расплачивайся сама, без моего участия. Всем привет.

В конце он хотел прибавить ругательство, но передумал. Достаточно было того, что он знал: жена не взяла кошелек. В ее блестящую сумочку не влезло ничего, кроме пудреницы.

Саша направился к выходу. Он был чрезвычайно зол, но по мере удаления от жены и ее семейства ему становилось легче. На улице он окончательно пришел в себя. Свежий воздух, огни, запах кофе из открытой двери закусочной… Он прошелся вверх по бульвару, подышал, поулыбался красивым девушкам. Уселся на лавку недалеко от застывшего Есенина и достал телефон.

Впереди был почти целый вечер. Саша начал листать имена в записной книжке. Перелистал все, дошел до «Хитоми», задумался. Потом вернулся опять в начало, к «Анастасии Викторовне».

– Добрый вечер, – смущенно буркнул он в телефон.

– Привет. Ты как?

– Так себе. Отмечаешь?

– Уже нет. Я у подруги была, только вернулась.

– Понятно. С Петром ходили?

– Он… в командировке. Послезавтра вернется.

Возникла пауза. Саша пытался придумать, как бы ему напроситься в гости. Но так, чтобы не напрашиваться.