Шрифт:
— Я не… хотела, — произношу, с трудом осознавая, что натворила.
— Знаю, — твердо произносит смерть, словно и впрямь верила мне. — Но в силу обстоятельств переродиться ты уже не можешь, а я не могу все оставить так, как есть сейчас. Ведь дальше будет только хуже.
— Хуже?
— Через какое-то время ты лишишься разума и потеряешь контроль, останется только оболочка, ярость и разрушительная сила. Особенно сильно страдать от твоих деяний будут самые близкие люди.
— Я не хочу тут оставаться — стараюсь не поддаваться накатывающей панике, но голос предательски дрожит. — Не хочу причинять боль кому-либо!
— А я и не позволю остаться, — припечатывает богиня, и я вновь чувствую себя каким-то неучтенным фактором, который испортил игру. Пешкой. — Эта сила принадлежит другому миру и в этом ей не место.
Интуиция не подводит.
— Так заберите её! Она мне не нужна!
— Отобрать силу, значит, окончательно развоплотить душу, — в голосе богини слышится усталость, словно она уже в десятый раз объясняет прописные истины нерадивому ученику. — Эта девушка, часом позднее, не выдержав груза содеянного, отправилась бы за тобой следом. Сама. И вот в её случае я бы церемониться не стала. А вот что делать с тобой — загадка. Хотя-я-я…, — в глазах Либитины мелькнуло что-то странное, но именно в этот момент послышался звук открываемого замка со стороны коридора и я отвлеклась. — Есть у меня одна мысль. Скажи, ты жить хочешь?
— Да! Очень!
Ну что за вопрос? Конечно, хочу! Может, она меня прямо сейчас обратно вернет и Лешка никогда не узнает, какого это — найти бездыханное тело своей невесты? Бывшей невесты, но тем не менее. Я не могу уйти вот так, не объяснив свой поступок! Не извинившись!
— Настя? — словно в насмешку дверь на кухню распахивается настежь, на пороге появляется мой жених. Один взгляд на творящийся бедлам, и с лица Лешки сходят все краски, уступая место неподдельному ужасу. — Настя!
— Ты сейчас проснешься и разлюбишь его! — испугавшись мужского крика притихшая Светка вновь начинает подвывать, увеличив амплитуду раскачиваний.
— Почему ты медлишь? — поторапливаю богиню, отбросив всякие реверансы, напряженно следя за действиями перепуганного Алексея.
Мужчина пытается прощупать пульс, которого уже нет, а после хватается трясущимися руками за телефон, чтобы вызвать скорую.
— Сейчас самое время! — чуть ли не плачу, видя, какую душевную боль испытывает Алексей. — Ну же, Либитина! Пожалуйста! Чего ты ждешь? Я хочу жить!
— И будешь, но сперва ты должна была увидеть это.
И тут в кухню влетает Максим.
Самый непостоянный, непредсказуемый, неуступчивый представитель мужского рода. Мне казалось, что сильнее ненависти к нему я никогда ничего не испытаю, но я заблуждалась и поняла это слишком поздно. Всепоглощающая любовь к врагу, а по совместительству лучшему другу своего жениха — вот что оказалась поистине разрушающим чувством.
И я уже ничего не могу исправить!
— Не-е-ет! — из его горла Максима вырывается пронзительный вопль отчаяния, точно крик смертельно раненного зверя.
— Теперь у тебя нет незавершенных дел. А боль… боль утихнет. Пора.
Глава 2. Что нас не убивает — делает сильнее
Но боль не утихла. Она отзывалась в каждой клеточке тела. С каждым вдохом пронизывала легкие. И только через секунду я осознала, что боль эта не душевная, а физическая. Все чувства, все эмоции как отрезало. Будто бы их и не было никогда. Будто я не злилась на Светку, не любила Макса и не хотела извиниться перед Лешей.
Значит… Либитина не солгала? Она сдержала слово, вернула меня к жизни. Так?
Я пошевелилась и едва сдержала вопль радости. Я чувствую руки! Ноги! Я живая! Передо мной все плыло как в тумане, но я все же поднесла руку к глазам, чтобы убедиться в собственных выводах. Какая-то она… бледная? Отекшая? Пошевелила, сжала кулак, растопырила пальцы...
И ощущается как-то иначе. Но наверное это нормально, когда ты в прямом смысле покинула собственное тело?
Хорошенько проморгавшись, вдруг поняла, что бледность и легкая синева — это всего лишь обман зрения из-за падающего откуда-то сбоку голубоватого света.
С трудом сев, я окинула окружающий мир взглядом и…
Ни тебе разгромленной кухни, ни ошарашенных лиц свидетелей чудесного воскрешения. Женщина в длинном фиолетовом платье, которая хоть что-то могла бы объяснить, тоже отсутствовала. Только высокие каменные стены, неумелой рукой перекрашенные из черного в противный желтый цвет. Большие деревянные кадки с комнатными растениями и какие-то странные цветастые коврики на каменном полу.
Настолько безвкусно, что просто кошмар!
— Что за чертовщина? — выдохнула я, не понимая, как за время моего кратковременного сна моя прекрасная светлая кухня превратилась в настолько ужасно обставленный зал.