Шрифт:
Производство совместности как «акт неповиновения» исследуется в тексте Мелиссы Гарсиа Ламарка. Эта статья посвящена спекуляциям на испанском рынке недвижимости, бум которого пришелся на 2007 год, а также выселению людей. Ламарка внимательно рассматривает общественное движение против арестов имущества, называемое «Платформа пострадавших от ипотеки» (PMAP). С 2009 года «Платформа» постоянно разрастается: ее образуют 200 отделений, она успешно заблокировала 1130 выселений и заново «заселила» 1150 человек в 30 восстановленных зданий. «Коллективное выздоровление» рынка недвижимости произошло через построение отношений, которые оккупирующая группа выстраивала с социальным и физическим окружениями, проживая совместно и самоорганизуясь. Размышляя о будущем «Платформы», исследовательница задается сложным вопросом: что в долгосрочной перспективе позволит движению оставаться освободительным и не исчезнуть?
Четвертая секция, «Ресурсы», посвящена ресурсному измерению городской совместности. Она открывается исследованием швейцарской и немецкой моделей жилищного рынка, которые рассматривают Иво Балмер и Тобиас Бернет. Авторы описывают континуум, заданный двумя ключевыми критериями оценки совместности, а именно степенью декоммодификации и степенью самоорганизации. Несмотря на то что вмешательства государственных политических институтов в дела жилищного рынка обычно расцениваются как необходимые и оправданные, Балмер и Бернет указывают на политическую беззащитность государственного механизма с точки зрения стратегий приватизации. Альтернативу представляет «хитроумный взлом» прав на собственность, которому авторы симпатизируют и который позволяет превратить многоквартирный дом, принадлежащий частной компании, в коллективно управляемый ресурс общего пользования.
В книге рассматривается и еще один значимый городской ресурс – инфраструктура, обеспечивающая подачу энергии. Серен Беккер, Росс Беверидж и Матиас Науман анализируют гражданские кампании недавнего времени в Берлине, призывающие к возвращению электросетей в статус общественного ресурса, которого их лишили в 1997 году. Проблема энергоснабжения буквально наэлектризовала граждан, став точкой отсчета для обсуждения других актуальных для города сюжетов, таких как защита окружающей среды, сохранение ресурсов, демократическая вовлеченность и социальное равенство. Рассмотренные кампании за вызволение электросетей из рук частных предпринимателей опирались на разные политики совместности: одна основывалась на модели кооперативного владения, другая – на модели общественного контроля и отчетности.
И наконец, последний текст сборника – по очередности, но не по значимости – фундаментальное и провокативное исследование совместности, за которое принялся А. К. Томпсон. «Битва за Некрополь» расширяет наше представление о том, что является ставкой в любой попытке производства совместности (commoning). Томпсон пишет, что «нам необходимо вернуться к темам политики как войны и упорства мертвых», если мы хотим сколько-то продвинуться в борьбе за совместность и не оставляем намерений наконец сдвинуться с нынешней позиции, на которой нам доступны лишь ожидание и предвкушение; позиции, на которой приятно жаждать социальных трансформаций и невозможно воплощать поставленные цели». Томпсон описывает «прошлое» и «территорию» как жизненно важные ресурсы, которые необходимо захватывать проектам, производящим совместности, – если, конечно, этим проектам нужна хоть какая-то политическая значимость.
Надеемся, что это издание вдохновит читателей на дальнейшие скрупулезные и взвешенные разговоры о том, что значит и из чего складывается коллективный захват повседневности. Мы рады быть частью этого процесса – процесса создания совместностей.
ПЕРСПЕКТИВЫ
Городская совместность: диссидентские практики в эмансипаторных пространствах
Бриджит Кратцвальд
Есть ли смысл так подробно говорить именно о «городской совместности»? И почему последние несколько лет эта дискуссия набирает обороты? Укажем несколько причин, объясняющих пристальное внимание к городской совместности. Во-первых, анализ демографического развития показывает: через несколько десятилетий б'oльшая часть мирового населения будет жить в городах, и это лишь усилит споры о постоянно сокращающихся ресурсах пространства. Во-вторых, усиливающаяся эксплуатация городов приводит к возникновению особых форм огораживания, обособления пространств. Неолиберальная перестройка общества влияет на города, в которых она наиболее заметна; «социальные утопии и альтернативные способы общественного устройства всегда становятся альтернативными способами построения городов» 40 . Наконец, теоретическая дискуссия о городской совместности – относительно новый феномен, которому еще предстоит выстроить собственное основание.
40
Andrej Holm and Dirk Gebhardt, eds., Initiativen fur ein Recht auf Stadt. Theorie und Praxis stadtischer Aneignung (Hamburg: VSA Verlag, 2011), 9 [перевод – Мари Делленбо].
Города были центрами торговли, а затем – и промышленности. Они были и остаются местами сосредоточения политической и экономической власти. Практики производства совместности (commoning practices) всегда бытовали в городах; однако в отношении городской совместности не существовало ни законодательных положений, ни прав, спущенных сверху, – в отличие от сельскохозяйственных земель. В городах действовали права торговцев и ремесленников; беднякам же прав не полагалось, и они могли лишь рассчитывать на чью-либо милость. Во времена раннего капитализма «законы о бедных» (poor laws) приводили к криминализации и подавлению городской бедноты 41 ; неимущим крестьянам везло больше городских собратьев – до какой-то степени они могли обеспечивать себе независимое и достойное существование, притязая на ресурсы общего пользования, пусть даже это теоретически существующее право постоянно оспаривали помещики и правители.
41
Giovanna Procacci, «Social Economy and the Government of Poverty», in The Foucault Effect. Studies in Governmentality, eds. Graham Burchell, Colin Gordon, and Peter Miller, 151–167 (Chicago: University of Chicago Press, 1991).
Фермеры, вынужденные перебираться в город из-за огораживаний, проводимых знатью и буржуазным правительством, перевезли с собой практики производства «общинности». Однако практики трансформировались согласно требованиям промышленного капитализма. Самоорганизация пролетариата привела к появлению первых систем совместного страхования, а также потребительских и жилищных кооперативов; эти институции настолько укрепили политическое положение рабочего движения, что сделали возможными расширение политической вовлеченности и улучшение условий труда 42 . Государство взялось обеспечивать социальную и экономическую безопасность, предоставлять жилье и инфраструктуру – с приходом фордизма эти задачи стали государственным приоритетом, и их значимость не меркла ни при «Новом курсе» Рузвельта, ни при формировании европейских государств всеобщего благосостояния. В данном случае мы можем говорить об «огосударствлении» совместности. Определенно, Мануэль Кастельс подразумевал именно такой тип фордистского поселения, называя города пространствами «коллективного потребления» 43 , в которых государственный сектор предоставляет все необходимое. Государство и рынок должны были обеспечивать благосостояние и безопасность, а либеральная демократия – гарантировать равные для всех права. Действуя сообща и единовременно, они позволяли горожанам надеяться на светлое будущее. Идея «общинного» 44 (commons) казалась совершенно устаревшей и не соответствующей требованиям эпохи модерна. Так «общинное» отделили от городских практик.
42
Andreas Exner and Brigitte Kratzwald, Solidarische Okonomie und Commons (Vienna: Mandelbaum Verlag, 2012), 54.
43
Manuel Castells, «Collective Consumption and Urban Contradictions in Advanced Capitalism», in The Castells Reader on Cities and Social Theory, ed. Ida Susser, 107–129 (Oxford: Blackwell, 2001).
44
В этой статье мы даем два перевода понятия «commons». Первый – «общее» или «общинное», «общинность» – используется для перевода термина в связи с историческим контекстом Англии XIII в., а также применительно к работам Элинор Остром, Гарри Хардина и других исследователей, работавших с «commons» как с ресурсами общего пользования (в первую очередь в контексте сельского хозяйства). Перевод «совместность» мы используем в отношении «городского общего», создаваемого в практиках современных горожан. Тем самым мы маркируем переход от старого словаря к новому, заново актуализируя специфику, злободневность и проблематичность commons в городском контексте. – Прим. ред. и пер.