Миша стоит у кромки воды, курит и щурится на луну.

А я не могу шаг сделать, так и цепляюсь за открытую дверцу машины, яростно вдыхая воздух и пьянея похлеще, чем от текилы.

Ну что тут скажешь, он реально меня удивил.

Здесь невозможная тишина, заполненная только соловьиным щебетом, мягким плеском волн и шумом ветра. И запахом черемухи и сирени. И вряд ли есть на свете место более волшебное, чем это.

Я закрываю дверь мягким щелчком, обхожу лексус и, цепляясь за морду и подтягиваясь на руках, залезаю спереди на капот. Мне немного холодно, но ночи в мае удивительно теплые, поэтому особого дискомфорта нет. Да и волосы закрывают голые плечи, как мантия, согревая. Я смотрю на озеро, на отражение лунных бликов на воде, дышу лесом, напоенным запахами сирени и черемухи.

Миша докуривает, разворачивается ко мне и какое-то время просто смотрит, и в глазах его отражается луна. Словно в озере.

А потом подходит. Близко.

Кладет свои тяжелые большие ладони на мои голые коленки, поглаживает мягко и легко.

Я смотрю на то, как он это делает, на крупные татуированные пальцы, темно смотрящиеся на голой светлой коже, и хочу большего. Очень хочу. Но никаких шагов навстречу. Ничего.

Просто смотрю.

Просто дышу.

И еле сдерживаюсь, чтоб не застонать.

Выдавая себя.

Миша поднимает на меня взгляд. И в нем нет луны.

Только ночь, только чернота.

— Старый я для тебя, малая, — невесело усмехается. — Тебе бы с мальчиками гулять…

— Я сама решу, с кем мне гулять, — огрызаюсь я, и, не в силах больше терпеть, сама наклоняюсь и целую его. И руками обхватываю, чтоб не отстранился.

Потому что, судя по первой реакции, хочет.

Хочет отстраниться, увести все в шутку, в стеб.

А я не даю. Нет уж. Не сегодня.

Сильнее прижимаюсь, сползая по капоту вниз, так, чтоб попасть в его руки, чтоб обхватил, обнял, и настойчивей тянусь к губам. Пробую их на вкус, неожиданно мягкие и нежные.

Миша не отвечает.

Держит, да. Крепко, сжимает непроизвольно так, что синяки на бедрах останутся, но не дает мне полностью сползти с капота, притормаживает. Тогда я просто пользуюсь длиной своих ног. Обхватываю и скрещиваю за его спиной, рывком дергая к себе. И усиливая напор губ.

Ну же, ты что, каменный что ли?

Миша реально как каменный, жесткий и недвижимый. Отодвигает мое лицо, смотрит серьезно и напряженно.

— Малех, пожалеешь ведь…

— Это тоже мне решать, — грублю я и вцепляюсь ногтями в крепкую шею.

А в следующее мгновение меня буквально сносит ураганом.

Потому что у Миши, похоже, срывает тормоза. И меня дергают резко и жестоко, припечатывают к паху, давая понять, что никто со мной больше шутить не будет и предупреждали же.

А мне пофиг!

Мне настолько все по кайфу, что плевать на его сорванные тормоза. Потому что они — ничто по сравнению с моими, давно уже слетевшими!

Я с утроенной яростью отвечаю на бешеные поцелуи, подставляю шею под укусы, шиплю от боли и удовольствия и выгибаюсь послушно в потерявших осторожность и ставших ужасно требовательными и настойчивыми руках. Мне хочется больше его тела, ужасно хочется укусить за крепкое плечо, втянуть кожу так, чтоб след остался надолго, прямо животное какое-то, дикое удовольствие, и я пытаюсь сдернуть темную рубашку с плеч, тут же подаваясь, чтоб Миша расстегнул и содрал с меня шортики и поднял наверх топ. Он жестко укладывает меня на капот, и я взвизгиваю от холода металла. И в то же мгновение, под затейливый мат, меня подхватывают и переносят к заднему сиденью машины. И да, там тепло, мягко и полно места. Правда, его все равно не хватает, потому что Миша занимает все пространство, нависнув надо мной, и неожиданно опять притормаживает, серьезно разглядывая мое возбужденное лицо:

— Малая, точно хочешь?

— Да, бл****! — Меня выводит из себя это неожиданное рыцарство, — ты еще поклонись три раза с подскоком!

— Три раза? — он неожиданно кладет пальцы мне на горло, чуть сжимает, — три раза я тебе обещаю, малех. Для начала.

Я сглатываю, понимая, что он ощущает это пальцами, и медленно облизываю губы. Хватит джентльменствовать.

Миша, не отводя от меня глаз и все так же держа за горло, дергает ремень на джинсах, высвобождая член, задирает мою ногу себе на плечо и резко входит, просто отодвинув нитку стрингов в сторону.

И я вскрикиваю и выгибаюсь, закатывая глаза от резкого ощущения его в себе. Грубого. Глубокого. Жесткого. Цепляюсь за крепкое запястье, опять сглатывая. Миша хрипит, и глаза его в этот момент страшные, обволакивающие:

— Сама хотела, малех. Не жалуйся теперь.

А потом он начинает двигаться, и я понимаю, что, что бы дальше ни случилось, жалеть и жаловаться я точно не буду. Только не на это. Потому что он, конечно, не занимается любовью со мной, абсолютно нет. Он трахается. Грубо имеет, берет, как животное, без особых изысков и всяких там смен позиций и подстройки темпов. Но, сука, он так это делает, что я реально в этот момент чувствую себя течной самкой, которая выбирала, выбирала и в итоге дала самому крепкому, самому мощному самцу, победителю. Тому, кто заслужил это право полностью. И здесь не будет жалости, не будет нежности, только голый, крышесносный, животный трах. И это настолько отличается от моего прошлого опыта, что полное ощущение, будто я первый раз этим занимаюсь. И, в принципе, это верное ощущение. Таким я занимаюсь первый раз.