— Лучше вернуться назад, — поддержал Эр-нори. — Там был подъём наверх на тот уступ на севере. Оттуда удобно смотреть будет.

Эр-нори был прав. С севера тянулся крутой горный склон, но в часе пути мы проходили место, где он был почти вровень с нами. Склон проходил, судя по дыму, почти над поселением серых. Они либо не считали его опасным, либо просто не обратили внимания на такое соседство.

— Ну вы чего встали? — спросил подошедший Лыба. — Пойдёмте!

— Спасибо, Лыба… Дальше мы сами, — ответил я. — Ты своё дело сделал. Мы уже знаем, где поселение.

— Было сказано вас и обратно проводить! — насупился тот.

— Как пожелаешь… Но мы справимся с обратной дорогой, — ответил я, не доверяя нашему провожатому настолько, что сейчас, наверно, больше бы доверился серым людям.

Какое-то время Лыба смотрел на нас, потом пожал плечами и отправился своей дорогой. А мы начали обратный путь к тому месту, где можно было подняться на горный уступ.

Ночь застала нас уже на уступе. Мы успели подняться и пройти совсем немного, когда начало темнеть. Быстро сориентировавшись, бойцы отыскали укромное место и устроились на ночлег. Костёр жечь не стали — слишком близко, да и место незнакомое. Уступ порос густым лесом, в котором могли водиться хищники, хотя я и склонялся к мысли, что уступ необитаем. Слишком неудобно было на него забираться. Нет тут крупных животных — а значит, и крупных хищников быть не должно.

— Завтра выберем место для наблюдения, — сказал я, уже устроившись на одеяле. Эр-нори и Нож ещё не спали. — Рядом поставим лагерь. Еды у нас хватит дней на двадцать, так что готовимся сидеть столько, сколько нужно.

— Согласен, — сонно ответил Эр-нори. Нож одобрительно промолчал.

— Главное, чтобы этот Лыба нам всё не испортил, — заметил Злобный. — Специально нас, урод, подставлял.

— Угу, — пробормотал я, засыпая.

Утром мы, наконец, достигли своей цели и сумели рассмотреть поселение серых сверху. Благо, выбранный уступ позволял незаметно подобраться к самому краю обрыва и спокойно наблюдать за окрестностями. До окраины поселения от уступа было шагов двести пятьдесят. Мелких деталей с него, может, и не разглядишь — но нам они были ни к чему.

Если бы не странные обитатели, поселение можно было принять за очень бедную деревушку. Место серые выбрали неплохое. Посёлок стоял на небольшом холме посреди долины — и если не брать во внимание наш неудобный уступ, то почти все направления отлично просматривались. На склоне холма имелся родник, который обложили камнями — сделав маленький пруд, наполненный водой. Деревья и кустарники вокруг вырубили, пустив на дома и тын. Может быть, это было не самой надёжной защитой, но серые и не особо боялись — видимо, понимая, что здесь им мало что угрожает. Наблюдая за ними весь день, мы насчитали в деревне десяток взрослых мужчин, два десятка женщин и ещё десяток детей. Несколько женщин выделялись особо большими животами. Дома серых нас не впечатлили — они больше напоминали плохо построенные шалаши, а некоторые и вовсе казались кучами мусора. Как нелюди собирались жить здесь в сезон дождей — было непонятно. С другой стороны, может быть, они со временем хотели построить надёжные жилища, а эти были прибежищем на первое время?

Серые жили на удивление обыденной жизнью. Ходили копать какие-то коренья, охотились на местную живность. А стоило только солнцу опуститься к горизонту, как разбредались по шалашам и спали. И так до тех пор, пока не вставало солнце. С первыми солнечными лучами они поднимались и снова шли работать. Что больше всего меня удивило — так это тот факт, что они не общались друг с другом. Почти не общались. Редкие возгласы нельзя было назвать полноценным разговором. И даже дети старательно избегали друг друга, занимаясь своими делами. Глядя на них, я постоянно сравнивал их с ребятнёй аори — которым стоило только оказаться вместе, как они тут же сбивались в стайки и начинали играть. Дети серых тоже играли, но только сами с собой. Один ковырялся в земле, другой — махал палкой, сражаясь с воображаемыми врагами. Друг друга они постоянно сторонились.

— Почему они будто… каждый сам по себе? — не удержался я от вопроса на третий день наблюдения. Рядом залегли Холод и Нож. Солнце стремительно закатывалось за далёкую полоску горизонта.

Я ожидал ответа от Ножа, но откликнулся Холод:

— Может, им друг на друга плевать?

— Ты так думаешь? — удивился я, уловив неуверенность в словах Холода.

— Просто предположил, — ответил тот.

— Может быть… Пусть так, — согласился я. — Всё равно других версий нет.

— Даже если и есть, — проговорил Нож, — я их пока оставлю при себе. Три дня — слишком малый срок, чтобы понять, как и чем живут эти твари.

— Не любишь их, — заметил Холод.

— Не за что пока, — согласился Нож. — Они отвратительны во всём, кроме набедренных повязок.

Серые обитатели посёлка разительно отличались от тех, от которых мы отбивались в прошлом году. Да, эти серые были именно серыми людьми: долговязыми, чуть выше обычных людей, с бледно-серой кожей и тёмными глазами. Всё тело было лишено растительности, а под кожей виднелись тёмные полоски вен, различимые даже с нашего обрыва. Из всей одежды мужчины носили только грязные серые набедренные повязки — а иногда такие же грязные накидки на плечи. Женщины носили полоски ткани, напоминавшие наши плащи для Диких Земель. Надевалась одежда через голову, а по бокам стягивалась тесёмками. К ногам и женщины, и мужчины привязывали тонкие дощечки на ремешках. Память подсказала название такой обуви — сандалии. Ни следа доспехов, кожаных одежд и прочего. Какие-то оборванцы, по сравнению с прошлогодним войском.

На четвёртый день я обнаружил, что каждый день они спят в разных шалашах. Какой ближе оказался — в тот и забирались. И никогда — ни в одну ночь — ни один серый не допускал в своё жилище другого взрослого. Дети вообще спали на улице, где придётся. Огонь серые жгли только на площади посреди поселения. Были ли в их жилищах места для обогрева — я не знал. Серые не мылись, пищу ели после минимальной готовки, зато много пили и активно гадили по сторонам от посёлка. Специального отхожего места у них не было. Вонь от их образа жизни доносилась порой даже до нашего обрыва, заставляя кривиться и удерживать содержимое желудка. А ведь они-то жили в этой грязи.