Шрифт:
— Вставайте, Пибоди, — сказал он тихо. — Я вам сказал, что произойдет, если вы нас будете задерживать. Вставайте, черт вас возьми!
— Это Родэ… Родэ остановился… — выдавил Пибоди.
Форестер посмотрел вперед и зажмурился от яркого блеска расстилавшегося перед ним пространства. Перед глазами закружились какие-то темные точки и сложились в туманную фигуру, подошедшую к ним.
— Извините, — сказал Родэ приблизившись. — Я дурак. Совсем забыл об этом.
Форестер стал тереть глаза. «Я, кажется, слепну», — подумал он, и волна ужаса охватила его.
— Успокойтесь, — сказал Родэ, — закройте глаза, дайте им отдохнуть.
Форестер опустился в снег и закрыл глаза. Ему казалось, что под ресницы набились сотни острых песчинок, по щекам поползли слезы.
— Что со мной? — спросил он.
— Ослепление льдом и снегом, — ответил Родэ. — Не волнуйтесь и подержите глаза закрытыми.
Постепенно он почувствовал себя лучше, передышка пошла на пользу, но он вдруг ощутил страшную усталость. Ему показалось, что никогда в жизни он так не уставал.
— Сколько мы прошли? — спросил он.
— Немного, — ответил Родэ.
— Который час?
— Девять, — сказал Родэ после паузы.
— И всего лишь? — Форестер был просто потрясен. Он был уверен, что они шли уже чуть ли не весь день.
— Я сейчас полечу вас кое-чем, — сказал Родэ и стал массировать веки Форестера холодными пальцами. Они были покрыты каким-то веществом, одновременно мягким и слегка колючим.
— Что это, Мигель?
— Древесная зола. Она немного предохраняет от блеска. Я слышал, что так делают эскимосы. Может быть, она поможет.
Через некоторое время Форестер рискнул открыть глаза. К своему облегчению, он обнаружил, что видит. Не столь ясно, как обычно, но все же видит. Потрясение от мысли, что он потерял зрение, прошло. Он посмотрел вбок — Родэ хлопотал над Пибоди. Да, вот еще одна вещь, необходимая альпинистам и которой они лишены, — темные очки.
Родэ повернулся, и Форестер вдруг расхохотался.
Прямо через его глаза шла широкая черная полоса и Родэ выглядел, как индеец, вступивший на тропу войны. Он улыбнулся.
— Вы тоже выглядите смешно, Рэй. — И добавил уже серьезным тоном. — Сделайте капюшон из одеяла. Так вы отгородитесь от лишнего блеска.
Форестер снял свой мешок и с сожалением оторвал от него кусок одеяла. Из этого куска получилось три капюшона, но нести мешок Форестеру стало менее удобно. Родэ скомандовал:
— Пошли.
Форестер оглянулся, увидел далеко внизу сараи и прикинул, что они поднялись не больше чем на пятьсот футов. Дернулась веревка на поясе, и он опять пошел вслед за спотыкающимся Пибоди.
К полудню они смогли завернуть за гору и вышли на точку, откуда был виден перевал. Форестер со стоном повалился на колени, не в силах больше идти, а Пибоди просто рухнул как подкошенный. Только Родэ остался стоять на ногах и, сощурив покрасневшие глаза, смотрел в сторону перевала.
— Да, вот таким я его помню, — сказал он. — Здесь мы сделаем привал.
Словно не замечая Пибоди, он подошел к Форестеру и опустился на корточки.
— Все в порядке?
— Я чувствую, словно меня избили. Но отдых, я думаю, поможет восстановить силы.
Родэ снял свой рюкзак, начал вытаскивать еду.
— Сейчас мы подкрепимся.
— Боже, боюсь, что не смогу.
— Ничего, это хорошо пойдет, — сказал Родэ, показывая ему фруктовые консервы. — Это сладкое придаст нам энергии.
Откуда-то из-за хребта подул холодный ветер, и Форестер поплотнее запахнул куртку. Родэ стал копать снег.
— Что вы делаете? — спросил Форестер.
— Надо отгородить примус от ветра, — ответил Родэ, доставая примус из мешка и ставя его в приготовленную лунку. Он зажег его и затем вручил Форестеру пустую консервную банку.
— Наберите снега, мы вскипятим немного воды. Надо выпить чего-нибудь горячего. А я пойду посмотрю, что там с Пибоди.
Из-за низкого давления снег таял медленно, и вода из него получилась лишь тепловатой. Родэ бросил в нее бульонный кубик.
— Пейте.
Форестер, захлебываясь, выпил, затем опять наполнил банку снегом. Следующая порция была для ожившего Пибоди, и Форестер приготовил воду в третий раз.
— Как там перевал? — спросил он у Родэ, открывавшего банку с фруктами.
— Ничего хорошего, — ответил Родэ. — Там ледник, большие трещины. — Он помолчал. — Но я, собственно, об этом знал.