Ну, практически. Есть ещё кое-что важное.

Предостережение или Строго 18 +

Эту книгу категорически запрещается читать лицам, не достигшим восемнадцатилетнего возраста. Обрати на это предостережение особое внимание.

В этой книге, как и на любом повороте в реальной жизни, встречается нецензурная лексика и сцены откровенно эротического содержания. Закрой книгу, если тебе нельзя думать о таком. Отложи книгу, если ты не хочешь о таком слышать.

Прочитаешь эту историю позже, если, конечно, книги тогда ещё будут читать.

Повторюсь: эта книга является плодом воображения автора. Герои – вымышлены, ситуации – надуманы. Любое совпадение с реальными людьми, местами и событиями – случайно и непредумышленно. Автор не преследует цели оскорбить кого-либо.

Эта книга написана исключительно в развлекательных целях. Не следует относиться серьёзно к тому, что ты прочитаешь в ней. Не следует верить главному герою на слово.

Книга не несёт в себе призыва к насилию, проявлению ненависти и агрессии по отношению к другим людям. Эстетам, моралистам, беременным женщинам или просто вежливым, хорошо воспитанным людям не рекомендуется прочтение данного произведения.

И на прощание. Эта книга и не книга никакая. Просто слюни.

Всё ещё здесь? Ждёшь продолжения?

Тогда автор от всего сердца желает приятного прочтения.

На этом автор ушёл. Дальше говорить будет Блабл. Передаю микрофон.

На входе не спрашивают документы

Я всегда хочу обратно, но не знаю куда.

Я никогда не скучаю по тому, что было. Только по тому, чего у меня не было.

Перебирая в памяти места, где я жил, людей, с которыми общался, или вещи, которые меня окружали, я понимаю, что никогда к ним не привязывался. А к разным событиям в своей жизни я всегда относился одинаково равнодушно: как будто я находился на пересадочной станции, с которой готовился сорваться в будущую жизнь.

Но как бы там ни было можно бесконечно долго анализировать факторы, которые предшествовали тому или иному событию, и удивляться: как легко находятся пути отхода, которых раньше почему-то было не видно. Но задним числом всё просто, не так ли? Если вдуматься, этот разговор тоже не имеет особого значения, так как является всего лишь комментарием: поменять что-либо уже нельзя. А что важнее: ни один разговор ещё никогда никому не помог. Я это точно знаю. Я тот ещё Блабл. И говорить – это мой удел.

Так меня зовут, Блабл. Точнее, так меня называли мои друзья, когда они у меня были. Вот уже два года, как мне никто не звонит, не пишет. Я не жалуюсь, просто говорю, как есть. Наверное, я сам виноват: раньше я был общительным, не то, что сейчас. Заводил друзей на каждой вечеринке, в каждом баре. Я посещал такие места в огромном количестве. Знакомился с девчонками, напивался с парнями. Это было давно, в прошлой жизни, можно сказать. Когда я пил алкоголь по выходным, курил сигареты в перерывах между занятиями в Техническом Университете и безобидно изменял своей девушке, если подворачивалась такая славная возможность. С тех пор много слёз утекло. С той девушкой я давно не общаюсь. Моя квартира, в которой я жил, заканчивая обучение, уже не принадлежит мне. А всё, во что я тогда верил – либо умерло, либо потеряло свою красоту, прежний смысл, что в принципе равносильно. Я всегда вспоминаю обо всём ушедшем с каким-то щемящим душу уколом совести, ревную прошлое к настоящему что ли. Можно сказать, что таким образом я признаюсь себе, что прежде я был глупее. Если так, то где гарантии, что в будущем я не скажу того же самого о себе сегодняшнем?

Мой отец, давая объективную оценку моей жизни, как правило, говорит такую умную, но совершенно бесполезную фразу:

– Ты часто буксуешь там, где другие проскакивают. Спотыкаешься о невидимые барьеры.

В последний раз я слышал что-то подобное от отца, когда он допытывался у меня (буквально выматывал из меня душу своими серьёзными разговорами), пытаясь узнать причину, почему я ушёл из фирмы "ПостельКа", куда меня взяли стажёром в конце осени.

Я ничего не ответил ни отцу, ни коллегам по работе. Уволился без объяснения причин. Скажу только, что я чувствовал себя более чем отвратительно в этом паршивом месте. А если честно, иногда я просто делаю то, что сам не могу объяснить. Так, например, в начале зимы, гуляя по Парку Вдохновения, я сбежал по крутому склону, навернулся и разбил себе губу. Не говоря уже о том, что заляпал чистый, девственный снег собственной кровью. Мне наложили швы – восемь штук, – которые болели, так что я не мог рта открыть, а сняли их только на новогодних каникулах. Еве, моей девушке, очень нравится шрам, который остался у меня с тех пор на память: небольшой, едва заметный над верхней губой, по форме похожий на маленькое сердечко.

Когда это произошло, Ева испугалась, но вопросами меня не донимала. Спросила только, зачем я это сделал?

Я ответил, что сам не знаю. Я сказал: захотелось.

Мы сидели в её машине на парковке перед Центром неотложной скорой помощи, где меня только что заштопали. Ждали, пока прогреется двигатель "жука". Губа саднила и чесалась. Я постоянно одёргивал руку. Мне хотелось кричать, хотя боли я не чувствовал. Во рту стоял металлический привкус крови, как будто монетку съел. Я высматривал девчонок на другой стороне улицы, но время близилось к вечеру. Смеркалось. Не разглядеть никого толком. Помню, как Ева сказала без всякого драматизма:

– Ты мог убиться. Ты ведь понимаешь?

– Конечно. Но я об этом как-то не думал.

– А о чём ты думал, можешь сказать?

– О том, как было бы круто сбежать с горы.

Где-то в то же время, когда я разбил губу, отец сказал мне:

– У тебя что ни шаг вперёд, то три назад.

Я всерьёз задумался над этими словами, не поленился и подсчитал, сколько мне полных лет в таком случае. Если мой отец прав, получается, что каждый новый год моей жизни откидывает меня на три года назад. Если так, то мне сейчас "минус сорок шесть лет". Следуя логике моего отца, я вроде как ходячий труп. Хотя для мертвеца я неплохо сохранился. Высокий, худой, бледная кожа туго обтягивает крепкие кости (я ни разу в жизни ничего себе не ломал и не собираюсь, тьфу-тьфу). Ещё у меня густые чёрные волосы, всегда хмурые брови – типа я думаю о чём-то "глубоком и важном", как говорит моя мать в шутку, а я улыбаюсь ей в ответ, но не по тому, что мне смешно, а потому что она моя мать. Ещё у меня есть своя фишка: я нигде и никогда не снимаю куртку. Меня нет и никогда не было в социальных сетях (это другой мир, я называю его Вирт или просто Сети), но я вынужден пользоваться электронной почтой: это уступок, на который я пошёл ради того, чтобы найти работу. Я ношу бороду, хотя до недавнего времени брился каждый день в течение многих лет. Я из семьи военных, родился на северо-востоке страны, в посёлке Сухое Дно: довольно невзрачном месте с богатой историей (когда-то там располагался лагерь для репрессированных). Описать этот посёлок лучше всего старой, но актуальной среди местных жителей шуткой: одна половина населения отбывает тюремный срок в исправительном учреждении, пока другая половина их охраняет. Последние семь лет (не считая армии) я живу в городе с населением в полмиллиона человек, мои родители давно вышли на пенсию и переехали сюда же в город. У меня есть законченное высшее образование, я отслужил в армии по призыву и прошёл стажировку в мебельной фирме.