Шрифт:
– Такие деньги и у меня найдутся, Линочка... Недавно на выигрышный билет выиграл... Я сам вам дам их взаймы...
И, словно бы сам растроганный своим вниманием, прибавил:
– И с рассрочкой, и за самые маленькие проценты... Я рад помочь хорошим людям...
– Дорогой, милый, благодарю...
И Лина поцеловала дядю Васю.
Василий Петрович написал чек, выдал его Лине и попросил ее написать расписку.
– Скажи, чтобы Виктор подписал... Понимаешь, для памяти... Я завтра же приду поздравить Витю. А тебя, красавицу, позволь поздравить сейчас!
И дядя Вася крепко поцеловал Лину в губы.
X
После двух месяцев посещения Варенцовой магазинов и хлопот по устройству новой квартиры в третьем этаже большого дома на Кирочной Лина наконец успокоилась, прикончив все убранство.
Все ей казалось необыкновенно "мило" и не так, как у других.
И Лина с горделивым чувством удовлетворенности любовалась шестью комнатами, особенно гостиной с новой голубой мебелью, трельяжами, цветами, зеркалом и высокой лампой с огромным шелковым абажуром и "гнездышком" большой комнатой с пушистым ковром, с хорошеньким письменным столом, новыми рамками фотографий и шелковыми низенькими ширмами, закрывающими роскошные кровати с белыми кружевными покрышками, и с фонариком на средине потолка, льющим по вечерам томный свет.
Она заглядывала и в светлую, чистую кухню, на полках которой сверкали расставленные медные кастрюли, сковородки и другая нужная посуда.
Новая бонна-англичанка (из петербургских, впрочем, англичанок) казалась Лине вполне приличной и порядочно одевавшейся. Довольна была Варенцова и кухаркой за повара, и новой горничной, которой было велено ходить в белом чепце и белом фартуке.
И молодая женщина испытывала удовольствие благополучия и обеспеченности и приятной уверенности в том, что долее сохранит свою красоту при средствах и в "красивой рамке". Она считала себя еще более властной и сильной оттого, что стала еще интереснее и привлекательнее и могла дольше поддерживать влюбленность Вики заботой о холе своего тела, всегда хорошо одетая и особенно когда по вечерам наденет свой новый ослепительный красный капот с прозрачной кружевной шемизеткой и с широкими рукавами, из-под которых оголялись красивые полные руки.
Лина показывала мужу убранство квартиры, обращая его внимание на все мелочи, и спрашивала Вики:
– Не правда ли, уютно, Вики? Не правда ли, мило? И, право, мы устроились недорого. Зато сколько я торговалась, сколько я хлопотала, Вики, чтобы обошлось нам дешевле!..
Варенцов находил, что все мило и со вкусом. Разумеется, вошли в долги. Он не любил долгов, но...
– Но долг не должен нас беспокоить... Дядя Вася предложил так мило. Он понял, что в нашем новом положении следовало жить прилично, и всего по сту рублей в месяц... Незаметно уплатим.
Со службы Варенцов приезжал в шесть часов, и уже теперь обед был всегда готов и Лина была дома к обеду, зная, что Вики был бы недоволен, если бы ему пришлось дома дожидаться или обедать без жены.
Возвращался Варенцов довольный и не раз говорил, что на службе все идет хорошо и что Козлов доволен его работой. Но, разумеется, приходится много работать, и он не боится работы.
Хотя Вики теперь и имел в глазах жены большую значительность, чем прежде, и она была более внимательна и ласкова с ним, но, когда все "устроилось", первый порыв радости "события" прошел и Вики, разумеется, и не думал больше говорить о щекотливости компромиссов, - разговоры Вики стали казаться Лине по-прежнему скучноватыми, особенно когда он "тянул", рассказывая о своих служебных делах или философствуя насчет необходимости и бережливости "вообще".
Лина уже не показывала скуки от этих tete-a-tete*, как и прежде, да и Вики, казалось, понемногу входил в роль равноправного супруга и господина, понимающего, что он создал благополучие, но - звали в театр или на журфикс к знакомым, более подходящим к новому их положению и, если Вики должен был заниматься, - Лина уезжала одна, упрашивая приехать за ней попозже.
______________
* Разговоров наедине (франц.).
Пришлось им познакомиться и с несколькими из новых сослуживцев. Они казались несколько однообразными с их разговорами - преимущественно служебными слухами и сплетнями, более или менее банальным злословием про другие ведомства и про их начальников и повторением газетных известий о театре и каком-нибудь скандале. И общий тон отзывался большим индифферентизмом к какому-нибудь интересному вопросу или к какому-нибудь явлению, действующему на нервы. Точно все на свете малоинтересно, кроме того, что делается в департаменте, а если в обществе о чем-нибудь и "болтают", - преувеличенно обвиняя правительственных агентов и находя недостаточно современными наши устои, - то этой болтовней занимаются неосновательные люди без положения или молодые люди, которых сбивают разные мерзавцы. Пусть-ка болтуны посмотрят, что делается теперь в Англии.
Все это были максимы, не подлежащие сомнению.
И Варенцовы, еще недавно часто водившие другие разговоры, должны были отмалчиваться или даже и поддакивать.
Посещали Варенцовых и прежние знакомые, поздравляли их не без завистливого чувства к счастливцам и, конечно, надеялись, что такой умный и либеральный человек, как Виктор Николаевич, сделает на новом месте много хорошего.
Однако два-три прежних знакомых перестали заглядывать к Варенцовым, и Лину это злило, хотя она и успокаивала себя тем, что эти господа не ходят из зависти.
"Ну, положим, Наумов и Иванов не могут простить Вике, что он получил блестящее назначение... А Биркин?.."
Ей нравился этот живой и интересный брюнет лет сорока, служивший после многих житейских невзгод в каком-то правлении, который, казалось ей, любил заходить к ним и особенно горячо говорил с нею о литературе, о жгучих злобах, об этике и часто приносил ей подписные листы на какие-нибудь благотворительные дела... Он, по-видимому, неравнодушен к ней, и не был узким прямолинейным ригористом, был умен, казалось, терпим к чужим мнениям и не стеснялся в знакомствах хотя бы и с людьми, как он говорил, иной веры.